Бог Ярости
Шрифт:
— Отпусти его, Илья, — говорит он блондину, и тот неохотно отпускает меня.
Я иду вперед и бью его кулаком в лицо. Он отшатывается назад и хватается за щеку, а его потемневшие глаза смотрят на меня.
Джереми на секунду тушуется. Я тоже, пока сопротивляюсь желанию разжать руку. Это чертовски больно.
Но оно того стоит.
— Поздравляю, Николай. Ты получил то, чего, черт возьми, хотел, — я тычу пальцем ему в грудь. — С нами покончено.
Джереми смотрит между нами с расчетливым выражением лица, как будто
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Николай хватает меня за руку, и его твердая грудь прижимается к моей спине, когда он рычит мне на ухо:
— В твоих гребаных снах, малыш.
Да пошел он.
Я пихаю его локтем и высвобождаюсь из хватки. Не оглядываясь, я бегу к тому месту, где меня ждет Лэн.
Может, пришло время оставить все это позади.
Навсегда.
Глава 30
Брэндон
— Ты теряешь концентрацию, сынок.
Я поднимаю голову и вздрагиваю, когда случайно касаюсь горячей кастрюли.
— Брэн! — отец берет мою руку в свою и осматривает пальцы.
Его прикосновение обжигает мое проклятое запястье. Мне кажется, что его проницательные глаза проникают под часы и видят доказательства того, в какой заднице я нахожусь.
Глин была права. Мои родители любят меня — всегда любили. Но какая-то часть меня не может отделаться от мысли, что это из-за того фасада, который я так хорошо на себя напялил. Их послушный сын, послушный подросток, никогда не жалуется и не устраивает скандалов.
Никогда не встает у них на пути. Никогда не доставляет им головной боли, как это делает Лэн.
Часть меня верит, что если они увидят меня таким, какой я есть на самом деле, то я потеряю награду «Сын года» быстрее молнии.
Эта перспектива пугает меня до смерти.
Я незаметно отдергиваю руку от папы и натягиваю улыбку.
— Ничего страшного. Просто небольшой ожог.
— Ты должен быть осторожен на кухне. Это первое правило готовки.
— Я знаю. Извини.
Папа ласково похлопывает меня по плечу и возвращается к нарезке моркови, но не раньше, чем одарит меня своей золотой улыбкой. Той самой, которую унаследовали мы с Лэном. Хотя он гораздо светлее и мускулистее нас.
Мама говорила, что он был самым популярным парнем в школе и привлекал к себе больше внимания, чем следовало. И я это вижу. Он не только обладает «превосходными» генами Кингов, как любит называть их дедушка Джонатан, но и уравновешен и харизматичен до предела.
Немногие избранные предпочитают вести дела с ним, а не с дядей Эйденом, потому что он гораздо приветливее. Дядя… ну, скажем так, его девиз — либо по-моему, либо никак. Илай и Лэн определенно берут с него пример.
Несмотря на то, что
Его внешней безжалостностью и внутренней теплотой. Его твердыми требованиями и медвежьими объятиями. Папа всегда был образцом для подражания и тем человеком, которым я стремился стать.
Ответственным. Надежным. Контролирующим.
Жаль, что у меня слишком большая путаница в голове, чтобы когда-нибудь достичь этого.
Я думал, что со временем все наладится, но чернила гноятся внутри меня и окрашивают все прекрасные цвета и воспоминания в такой же черный.
И мысль о том, что все увидят меня в конце этого процесса, вызывает у меня тошноту.
Я скорее истеку кровью, чем позволю кому-то увидеть меня в таком виде.
— Брэн?
Я моргаю, глядя на отца, и эта последняя мысль все еще крутит мой желудок, когда я улыбаюсь.
— Да?
— Разве ты не должен сейчас добавить специи?
— О, точно, — я собираюсь с мыслями и методично высыпаю в кастрюлю точное количество специй.
Но даже это занятие, от которого я раньше получал огромное удовольствие, теперь причиняет мне боль.
Я не могу перестать думать о тех моментах, когда готовил в пентхаусе, а Николай вертелся вокруг, и, хотя я называл его раздражающим, на самом деле мне нравилось, что он рядом.
Мне нравилось, что он не мог оторваться от меня ни на минуту. Он сделал своей миссией постоянно прикасаться ко мне, как будто я был магнитом для его стали.
А потом все закончилось.
— Ты уверен, что можно все это время не посещать университет? — спрашивает папа под звуки нарезания продуктов. — Прошла уже неделя с тех пор, как ты вернулся домой.
— Да. Я сказал своему профессору-руководителю, что буду работать над дипломной работой отсюда, — я улыбаюсь и шучу: — Я тебе уже надоел?
— Чушь. Я бы предпочел, чтобы ты переехал обратно, ты же знаешь, — он вздыхает. — Заведи детей, говорили они. Составят тебе компанию, говорили они. И вот я пытаюсь не тащить вас троих обратно домой.
— Вы с дядей Эйденом тоже ушли от дедушки.
— Это другое. Твой дедушка — кровавый диктатор и безжалостный самодержец. Он не мог дождаться, пока мы уедем, чтобы продолжить реализацию своего плана по завоеванию мира.
— Тот самый дедушка, который преклоняется перед бабушкой и обращается с Глин как с избалованной принцессой?
— Тот самый, да. Твоя бабушка приручила его. До нее он был невыносимым придурком и часто с нами ссорился. Очень часто, — он качает головой с явной ностальгией и протягивает руку.
Я передаю ему миску с картошкой еще до того, как он ее попросит. Мы с папой синхронизированы.
— Правда? Но сейчас у вас хорошие отношения.
— В том-то и дело, что отношения. Они требуют работы и времени. К тому же, признаться, в подростковом возрасте я был маленьким придурком. Я мог сжечь его особняк и создать достаточно проблем в школе, чтобы сделать его постоянным посетителем.