Бог Ярости
Шрифт:
Да, они уже несколько лет учатся в университете, и я должен был бы привыкнуть к этому чувству, но я определенно не привык. Кроме того, какая-то часть меня думала, что Брэн решит вернуться домой и остаться с нами на всю жизнь.
Неужели я прямо сейчас прощаюсь со своей мечтой?
— В любом случае, Николай, — говорит моя жена, качая головой. — Хочешь посмотреть детские фотографии Брэна?
— Черт возьми, да, — с готовностью соглашается он, как нетерпеливый ребенок, затем выпаливает: — Я имею в виду да, пожалуйста.
— Мам, — Брэн бросает
— Ты даже не представляешь, как долго я ждала, чтобы сделать это.
Астрид ведет Николая к своему любимому дивану с видом на сад, затем подходит к шкафу, чтобы достать все альбомы, к которым относится как к сокровищам.
Брэн делает шаг назад, чтобы встать рядом со мной, на безопасном расстоянии от них.
Мы наблюдаем, как его мать садится рядом с Николаем и начинает рассматривать фотографии с того дня, когда узнала, что беременна близнецами. Тогда мы еще не знали, что это близнецы.
Я так хорошо помню тот день. Радость, охватившая нас при мысли о том, что у нас будет собственная семья, была настолько ощутимой, что я до сих пор чувствую ее вкус у себя на языке. Кажется, что это было вчера, но это не так, потому что у одного из моих первых малышей теперь своя жизнь, и, вероятно, он не позвонит и не напишет мне, когда ему нужно будет поднять настроение.
Пока Астрид рассказывает Николаю историю, стоящую за каждой фотографией, он внимательно слушает, с живым интересом разглядывая альбом, лежащий у него на коленях.
Гребаный урод.
Брэн подходит ближе ко мне, выражение его лица застенчивое, когда он потирает затылок, а затем говорит тихо, чтобы только я услышал его.
— Ты так сильно его ненавидишь, папа?
— О боже, что навело тебя на такую мысль?
— Вроде как это очевидно и, ну, ты все еще пялишься на него.
Я прекращаю испепелять взглядом череп Николая. Я решил, что, если буду смотреть достаточно пристально, он расколется, и мы избавимся от этой неприятности.
— Ты, кажется, сказал, что вы больше не вместе? — спрашиваю я, приподняв бровь.
— Я… тоже так думал, — он вздыхает и качает головой. — Держаться от него подальше невозможно. Поверь мне, я пытался. Много раз. И с каждым разом становилось только сложнее, а не легче, и я действительно больше не могу представить свою жизнь без него. Я причинил ему достаточно боли, отрицая свою ориентацию и его. Он был терпелив и даже согласился встречаться со мной тайно, хотя открыто являлся би. Я больше не могу причинять ему боль, это было бы хуже, чем причинить боль самому себе. Мысль о том, что я могу потерять его, пугает меня до чертиков, папа.
Черт возьми.
Я вижу это снова. Тот взгляд, который был у него раньше. На этот раз он более напряженный, когда смотрит на него.
Он не боится за него, он боится потерять его.
Преступного ублюдка-гангстера.
Я знал, что от этого придурка Киллиана одни неприятности.
Хотя признаю, что Николай гораздо более воспитан, чем этот псих.
Брэн снова переключает свое внимание на меня.
— Всю свою жизнь я думал, что я один из тех людей, которым суждено быть одинокими, но он изменил это. В одиночку. Он преследовал меня и сделал невозможным игнорировать его. Он помог мне стать лучшим человеком — более уравновешенным, менее… взволнованным и одиноким. Он единственный для меня. Поэтому… если ты не испытываешь к нему сильной ненависти, может, попробуешь принять его? Я очень люблю и уважаю тебя, папа. Ты знаешь, как много значит для меня твое одобрение.
— Иди сюда, сынок, — я наполовину обнимаю его. — На самом деле я не ненавижу его. Мне просто не нравится мысль о том, что он может заменить меня.
— Это невозможно. Никто не может отнять у меня твою роль в моей жизни, — он отстраняется. — А еще ты мой единственный достойный помощник по кухне. Николай не умеет готовить даже ради спасения собственной жизни.
— Почти уверен, что он мало что может сделать для спасения своей жизни.
— И не говори. Он такой неорганизованный, что это сводит меня с ума. Он все разбрасывает, оставляет молоко вне холодильника и медитирует под водой. Он даже не может отличить базилик, орегано и кориандр. «Это все трава», как он говорит. Он также до недавнего времени не знал, кто такая Агата Кристи. Он едва знает, кто такой Зевс или большинство исторических личностей. Он сказал, что единственный, кто превосходит его, — это Ганнибал, потому что он был крутым генералом, который чуть не уничтожил империю, а остальные не заслуживают места в его голове. Ты можешь в это поверить?
Мой вздох глубокий и, блять, побежденный.
— Ты так сильно его любишь, да?
— Да, — он обрывает себя, и его глаза расширяются, когда он судорожно сглатывает. — Я имею в виду… Я…
— Все в порядке, — я сжимаю его плечо. — Не торопись и обдумай это. Я знаю, это страшно, но скоро станет лучше.
— Спасибо, папа.
Я улыбаюсь.
— Давай присоединимся к ним, пока твоя мать не опозорила тебя еще больше.
Он улыбается в ответ, и мы входим, когда Астрид говорит:
— Это Джейден, или сокращенно Джей.
— Родственник? — спрашивает Николай.
— Можно и так сказать. Он сводный брат моей сводной сестры и был первой влюбленностью Брэна, — она подмигивает нашему сыну, и он качает головой.
— Первой влюбленностью, говорите? — тон Николая становится загадочным, когда он смотрит на фотографию, на которой Брэн и Джей одеты в комбинезоны миньонов, обнимают друг друга за плечи и радостно улыбаются.
— Да, — говорит моя жена, совершенно не замечая огня ревности, вспыхивающего во взгляде Николая. — Брэн прошел через ту фазу, когда он был одержим всем, что связано с Миньонами, а Джей был его партнером по преступлению.