Богатство идей. История экономической мысли
Шрифт:
«Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» [26] : история экономической мысли, со своими собственными методами исследования, помогает экономистам не забывать наблюдения Гамлета. Не в последнюю очередь по этой причине каждому экономисту следует практиковаться в этой области знания.
2. Предыстория политической экономии
2.1. Почему «предыстория»?
26
Шекспир В. Гамлет / в пер. М.П. Вронченко. СПб.: Типография медицинского департамента Министерства внутренних дел, 1828. – Примеч. пер.
Рождение политической экономии не имеет точной даты.
Политическая экономия получила признание (и лишь очень постепенно) как область исследования, автономная по отношению к другим общественным дисциплинам начиная с XVII в. [27] И только в XIX в., с появлением первых экономических кафедр в университетах экономисты обрели статус представителей особой профессии [28] .
27
В это время начал использоваться сам термин «политическая экономия». Первым, кто использовал его в качестве заглавия книги («Трактат политической экономии» – «Trait'e de l’'economie politique», 1615) стал француз Антуан де Монкретьен (ок. 1575–1621). Традиционно он считается меркантилистом второго ряда, достойным упоминания исключительно из-за этого заглавия. Однако в книге в действительности было предложено несколько интересных идей, пусть и укорененных в далекое от систематичности обсуждение экономической ситуации того периода: например, критика утверждения Аристотеля о независимости политики от других сторон общественной жизни, подкрепленная тезисом о том, что труд выступает источником богатства, которое, в свою очередь, выступает основой стабильности общества. Мы вернемся к этим вопросам позднее.
28
Для исторической точности следует отметить, что первая кафедра политической экономии появилась в Неаполе в 1754 г. и занял ее Антонио Дженовези, затем – кафедра в Милане (1769), которую занял Чезаре Беккариа. В других странах (Франции, Англии) процесс оказался более медленным. О борьбе Альфреда Маршалла за появление отдельной степени по экономике в Кембридже и профессионализацию экономической науки на рубеже XIX–XX вв. см.: [Groenewegen, 1995; Maloney, 1985], а также кратко упоминается ниже (подразд. 13.4).
Безусловно, вопросы, традиционно относимые теперь к области экономической науки, уже выдвигались и во времена классической Античности, и в Средние века. Такие авторы, например, как Диодор Сицилийский, Ксенофонт, Платон рассматривали экономические аспекты разделения труда, подчеркивая, помимо прочего, что оно способствует повышению качества продуктов.
В целом, однако, в течение длительного периода – как минимум вплоть до XVII в. – подход к экономическим вопросам существенно отличался от современного. Действительно, сам механизм, регулирующий производство и распределение дохода, с тех пор претерпел радикальную трансформацию. Не вдаваясь в этот предмет детально, достаточно лишь упомянуть, насколько значительной была роль неприкрытого насилия, власти и традиций в экономике классической Античности, основанной на рабском труде, или в средневековой экономике, основанной на труде крепостных, по сравнению с экономикой, основанной на рыночном обмене. Более того, с учетом относительно примитивных технологий того времени, человеческая жизнь была подчинена воздействию природных феноменов (таких как стихийные бедствия или эпидемии), а также войн и произвола политической власти. В таких условиях обычная нормальная жизнь была предметом мечтаний, а стремление к ней связывалось со следованием предписываемым обычаями правилам поведения. Если добавить к этому религиозные и прочие предрассудки, можно понять, почему повторяющиеся день за днем, год за годом циклы работы и жизни выглядели предпочтительнее инноваций и перемен. Легко понять и то, почему античные философы или средневековые теологи видели свою задачу не столько в описании и интерпретации того, как функционирует экономика, сколько в предписании морально приемлемого поведения в сфере экономических отношений.
Становление политической экономии было результатом объединения двух вопросов. С одной стороны, морального: каким правилам поведения должны следовать люди – в особенности купцы и суверены – в сфере экономической деятельности. С другой стороны, научного: как общество, основанное на разделении труда (в котором каждый индивид или их группа производит особый товар или группу товаров и нуждается в продуктах других в качестве средств существования и средств производства), может поддерживать процесс производства.
Очевидно, эти вопросы взаимосвязаны. Так, если мы ищем объективных оснований для моральной оценки человеческого поведения в экономической сфере,
Связь между этикой и экономической наукой определяется тем, как понимается моральный вопрос в тот или иной исторический период. В рассматриваемый период преобладал «деонтологический» подход к этике, в рамках которого моральные суждения выводились из абсолютных, не зависящих от обстоятельств, критериев: «убивать – плохо», «помогать страждущим – хорошо». Позднее, с переходом к преобладанию утилитаристской этики, моральные суждения стали в большей степени основываться на фактических последствиях каждого данного действия в специфических обстоятельствах места и времени. Такая этика стала обязательной предпосылкой понимания того, как работает общество. Однако данная последовательность – выражающая так называемый «консеквенциальный» подход к этике – стала признаваться лишь в XVIII в., особенно в связи с влиянием Бентама (см. подразд. 6.7 наст. изд.).
Но на протяжении длительного периода авторы, пишущие на экономические темы, не проводили строгого разграничения между двумя вопросами, что демонстрируют и проблемы, связанные с определением понятия «естественного права». То, что вытекающие отсюда двусмысленности проявились в работах даже таких крупнейших представителей классической школы, как Адам Смит и Давид Рикардо, является любопытной иллюстрацией живучести прежних концепций даже перед лицом радикальных изменений в мировоззрении.
Таким образом, политическая экономия зарождалась как моральная наука и как наука об обществе. На том этапе, однако, разделение между различными аспектами, которые теперь включаются в область исследования экономической теории, было более четким, чем разделение между экономикой и другими общественными науками. Так, например, границы между изучением политических и экономических институтов были чрезвычайно размытыми – гораздо большей была дистанция, разделяющая изучение институтов от рассмотрения поведения достойного «отца семейства» (pater familias) в области потребительских трат и контроля над семейным бюджетом: обсуждение экономических задач «отца семейства» нередко включало и размышления о воспитании детей.
Важным фактором в усиливающемся разделении двух областей исследований, как мы увидим в следующей главе, оказалась новая перспектива исследований, связанная с открытиями в области естественных наук – от кругов кровообращения Гарвея в 1616 г. до перехода от описательной химии к химии количественных связей, осуществленного Лавуазье (1743–1794). Эти научные прорывы способствовали постепенному признанию того, что научные проблемы в понимании естественного мира можно рассматривать в отрыве от моральных вопросов и с опорой на методы анализа, отличные от тех, которые применялись в отношении последних. Еще ранее Никколо Макиавелли (1469–1527) сделал шаг в этом же направлении своим разделением политической науки и моральной философии: анализа поведения, которому правители с необходимостью следуют в своем стремлении к власти, и моральных оценок такого поведения.
Значимость рассмотрения этапа становления политической экономии для наших целей заключается в том, что он оставил в наследство для последующих исканий набор идей и концепций (их значение и определение часто менялись и не были четкими). Это мы уже видели на примере понятия естественного права и еще обратим внимание далее в связи с понятием рынка.
Но приблизительно в XVII в. подход к изучению экономической проблематики изменяется. Чтобы понять его, следует обратиться к рассмотрению радикальных перемен в организации экономической и социальной жизни. В частности, необходимо обратить внимание на роль обмена [29] .
29
Здесь также можно указать на изменение в отношении к механическим умениям – от презрения к специализированному практическому знанию к признанию его значения – как на важный элемент культурного контекста. Оно происходило приблизительно между 1400 и 1700 гг. и прекрасно описано у Росси [Rossi, 1962].
Рынок, понимаемый как обмен товаров на деньги, уже существовал и в Афинах времен Перикла, и в Риме времен Цезаря. Однако этот обмен охватывал тогда относительно небольшую долю совокупного общественного продукта. Кроме того, условия обмена характеризовались чрезвычайной нерегулярностью, связанной с воздействиями погодных условий на урожайность, с трудностями в транспортировке и, более всего, со всеобщей неопределенностью в отношении прав собственности. Последняя проистекала не только из преступности, но и, преимущественно, из произвольных воздействий со стороны властей, склонных к резким и часто непредсказуемым действиям в области перераспределения.