Богатство идей. История экономической мысли
Шрифт:
Для более ясного понимания того наследия, которое авторы эпохи меркантилизма оставили последующей традиции, необходимо прежде всего представить его разнообразие. Более того, то, что большинство из них не может быть отнесено к категории чистых сторонников политики laissez faire, само по себе не является ущербным. Напротив, именно в выражении их взглядов на роль правительства мы находим наиболее интересные и значимые аспекты экономических дебатов того периода.
Так, «меркантилистская» литература очевидно сыграла важную роль культурной поддержки подъема национальных государств, бросая вызов универсализму католической церкви и средневековой империи, с одной стороны, и локализму феодальных структур власти – с другой. Для авторов этого периода центральной проблемой выступало не столько благосостояние индивидов (как это будет у Смита, см. подразд. 5.4 наст. изд.), сколько политическая и военная мощь государства. Положительная роль, которая приписывалась государственному вмешательству в экономику, в этом контексте была связана с целесообразностью стимулирования производительной деятельности на национальном уровне в конкуренции с другими государствами: от дискриминационных мер во внешней торговле до поддержки отечественных производителей посредством системы таможенных пошлин на экспорт сырья и импорт мануфактурных изделий – и вплоть до создания государственных мануфактур, примером чему могут служить королевские мануфактуры и Мануфактура Гобеленов во Франции [90] .
90
Этот
Другой яркой характеристикой меркантилизма был «страх товаров» (страх затоваривания) и связанная с этим боязнь «нехватки денег». Это было выражением особенностей исторической стадии перехода от производства для собственных нужд, доминировавшего в феодальной экономике, к производству на рынок, которое характеризовало капитализм. Но эти взгляды не просто выражали умонастроение поднимающейся торговой буржуазии. Они также обладали потенциалом для обеспечения условий экономического и социального развития: как подчеркивал позднее Смит, прогресс в процессе разделения труда обеспечивался постепенным расширением рынков сбыта для продукции отдельных фирм. Иными словами, расширение рынков составляло необходимое условие для развития системы капиталистических фирм. Более того, как «система национальной мощи» меркантилизм выражал потребность в политических и экономических институтах, необходимых для роста рыночной экономики – от стабильной и равномерной налоговой системы до земельного реестра, от всеобъемлющих законов по защите частной собственности до развития банковской и кредитной систем [91] .
91
Мы обнаруживаем такого рода предложения в работах Уильяма Петти (см. подразд. 3.3 наст. изд.), который принадлежал к периоду меркантилизма, но в нашей интерпретации был, скорее, первым экономистом-классиком, по меньшей мере на аналитическом уровне.
Интерпретации отдельных предложений в области экономической политики или отдельных теоретических положений могут существенно варьироваться просто потому, что они делаются на базе выборки из разных авторов этого периода. Так, например, если мы обратимся к теории «торгового баланса», то, с одной стороны, столкнемся с идеей о том, что положительный баланс внешней торговли есть причина – главная, если не единственная – национального богатства, а с другой стороны, обнаружим тезис (например, у Серра) о том, что активный торговый баланс есть лишь индикатор богатства страны, т. е. ее производственных мощностей и ее конкурентоспособности на международных рынках. Этот последний подход, однако, можно считать превалирующим в рассмотрении причинно-следственной связи, которую многие авторы этого периода (Серра, Монкретьен и Ман оказались здесь в числе первых) устанавливали в отношении национального продукта и торгового баланса [92] .
92
С этой точки зрения Испания предоставляла негативный пример: золото и серебро, поступавшее из рудников в колониях, поглощалось, как черной дырой, дефицитом платежного баланса, связываемого со слабостью национального производства. О связи между экономической ситуацией в Испании и экономической мыслью того периода см. [Perrotta, 1993].
В связи с дебатами о внешней торговле обращает внимание тезис о иерархии различных видов деятельности. Значительное число авторов выступали за целесообразность, исходя из роста национального богатства, экспорта мануфактурной продукции в обмен на сырье, или товаров роскоши в обмен на товары первой необходимости, или продукции квалифицированного труда в обмен на продукцию неквалифицированного [93] . Кроме того, среди секторов экономики первое место на шкале стратегического значения закреплялось за внешней торговлей, и в конце следовало мануфактурное производство, затем сельское хозяйство [94] . Оставляя в стороне обоснования таких теорий, можно вспомнить, что тот исторический период характеризовался развитием рынков как сетей международного и внутреннего обмена, а также накоплением богатства предпринимателями, изначально сосредотачиваемого почти исключительно в руках крупнейших торговцев.
93
Серию примеров см.: [Perrotta, 1991].
94
Такой иерархии придерживался Ман (и затем Петти), и она отличалась от предложенной позднее физиократами (см. подразд. 4.4 наст. изд.). Очевидно, что если мы рассматриваем вопрос о факторах национального богатства в любой данный момент времени (при условии отождествления богатства с национальным продуктом), любой сектор в принципе равноправен по сравнению со всеми другими, как позднее и указывал Смит в полемике с физиократами. Но при рассмотрении «динамической» проблемы роста богатства народов на протяжении длительного периода времени введение иерархии между секторами экономики обладает неплохим объяснительным потенциалом. Несомненным достоинством меркантилистского анализа с этой точки зрения, в частности, стало то, что он подготовил почву для разделения производительного и непроизводительного труда Смитом (см.: [Perrotta, 1988]).
Еще одна интерпретация, которая лишь частично поддерживается прочтением работ отдельных меркантилистских авторов, связана с понятием прибыли от отчуждения (profit upon alienation), т. е. прибыли, возникающей в акте продажи и потому порождаемой в процессе обращения, – иными словами, коммерцией. Согласно этому понятию в самом простом его изложении, прибыли возникают, когда покупают подешевле и продают подороже. Данный тезис соответствовал стадии торгового капитализма, что, в частности, и объясняет привилегированную роль, отводимую внешней торговле. Действительно, выигрыш, получаемый одной из сторон обмена, компенсируется потерей другой стороны, поэтому, когда покупатели и продавцы находятся в одной стране, выигрыши одних в точности компенсируются потерями других. Поэтому торговля может выступать источником богатства, только если мы рассматриваем обмен между разными странами. Однако будучи доведен до предела – прибыль возникает исключительно из акта обмена – этот тезис подразумевает не просто ранжирование торговли и иных видов экономической деятельности, а фундаментальное количественное различие между ними. В таком виде данный тезис является как ошибочным с точки зрения
95
Фактически уже к началу XVIII в. тезис о взаимовыгодном характере международной торговли стал доминирующим (некоторые примеры см.: [Wiles, 1987, р. 157–160]).
2.7. Зарождение экономической мысли в Италии:
Антонио Серра [96]
Экономическая активность итальянских государств-городов, финансовая деятельность флорентийских банкиров, роль морских республик – особенно Венеции – в международной торговле сопровождались расцветом меркантилистских трактатов и вообще литературы, которая хотя бы бегло касалась экономических вопросов. Но авторов, которые представляли бы хоть какой-нибудь интерес для истории экономической науки, было не так много. Среди них можно указать Гаспаро Скаруффи (1515–1584) из Эмилии, его «Размышления о монете и про настоящую пропорциональность между золотом и серебром» датируются 1582 г., и особенно флорентийца Бернардо Давандзати (1529–1606), автора «Известий об обмене» («Notizia deicambi», 1582) и «Лекции о деньгах» («Jezione delle monete», 1588). В первой из этих работ Давандзати раскрывал механизм международных финансов того времени, а во второй рассматривал деньги как общественное соглашение и указывал на возможность того, что их внутренняя ценность может быть ниже, существенно ниже, их меновой ценности. Количественная теория денег, набросанная лишь смутно, связывала меновую ценность (следовательно, уровень товарных цен) с количеством денег: тезис, который не был новым и уже выдвигался рядом авторов, особенно французских и испанских, но который, в отсутствие понятия скорости обращения, был лишен четко определенной аналитической структуры [97] .
96
Этот подраздел основан на материале моей более ранней работы [Roncaglia, 1994], где идеи и судьба Серра представлены более подробно.
97
Более или менее рудиментарные формулировки количественной теории денег уже встречались в литературе и до Давандзати: в Испании представители известной саламанкской школы – у монаха-доминиканца Наварро (Мартин де Аспилькуэта, 1493–1586) в 1556 г., а у Томаса де Меркадо в 1569 г.; во Франции у Жана Бодена (1530?–1596) в 1568 г. В докладе прусскому правительству от 1522 г. (который оставался неопубликованным до XIX в.) знаменитый Николай Коперник также указывал на связь между количеством денег и ценами [Spiegel, 1971, р. 86–92; Chafuen, 1986, р. 67–80]. Догадка Коперника особенно примечательна, поскольку приток золота и серебра из Америки в Европу, который и привлек значительное внимание к связи между количеством денег и ценами, начался несколькими десятилетиями позже (см.: [Vilar, 1960; Cipolla, 1976]). Эти формулировки еще не составляли теории в строгом смысле слова, но уже означали существенное продвижение по сравнению с еще более ранними смутными указаниями на данный феномен, например, у Плиния Младшего.
Более значительный вклад в экономическую науку, к рассмотрению которого мы сейчас переходим, был сделан в ином контексте – в условиях экономического упадка. Несмотря на это, речь идет о систематическом и весьма проницательном анализе экономики, охватывающем широкий круг вопросов, превосходящем позднейшие меркантилистские работы (включая и работы Томаса Мана) и оставшемся малоизвестным в англоязычном мире, вероятно, в силу языкового барьера. Поэтому мы остановимся на нем подробно.
10 июля 1613 г. заключенный неаполитанской тюрьмы Викария, доктор Антонио Серра из Козенцы, надписал посвящение на своей работе «Краткий трактат о средствах снабдить в изобилии золотом и серебром королевства, лишенные рудников драгоценных металлов». Книга содержала политические рекомендации по улучшению ситуации в Неаполитанском королевстве, которое считалось существенно отстающим по уровню развития от других частей Италии.
О самом Антонио Серра мало что известно даже сегодня – по сути, лишь то, что можно узнать или о чем можно догадаться из его книги: он был из Козенцы, и в 1613 г. находился в тюрьме. Доподлинно неизвестны ни точная причина этого заключения, ни его профессия, ни даты его жизни.
Его книга вышла из полного забвения лишь век спустя благодаря Галиани, который не поскупился на похвалу ей в своей работе «О деньгах» [Galiani, 1751, р. 339–340] [98] . Но подлинным творцом ее успеха стал барон Пьетро Кустоди, который провозгласил Серра «первым автором по политической экономии» [Custodi, 1803, р. xxvii] и удостоил первого места (с нарушением хронологического порядка) в своем знаменитом собрании «Классические итальянские авторы по политической экономии», опубликованном в 50 томах в 1803–1816 гг.
98
Соответствующий отрывок был приведен в авторском примечании ко второму изданию 1780 г.
Рассмотрим для начала структуру и содержание работы. Помимо посвящения и предисловия, «Краткий трактат» разбит на три части. Первая, наиболее интересная для нас, посвящена, как указано в заголовке начальной главы, «причинам, по котором королевства могут в изобилии обладать золотом и серебром», т. е. причинам (пусть и не природе) экономического процветания народов в самом широком понимании, в том числе и в сравнении между условиями, преобладавшими в Неаполе и в других частях Италии, особенно в Венеции. Вторая часть преимущественно посвящена опровержению предложений, выдвинутых за несколько лет до того Марко Антонио Де Сантисом [De Santis, 1605а; 1605b] и направленных на снижение обменного курса с целью привлечения денег из-за границы. В третьей части было представлено систематическое обсуждение различных политических мер, проводимых или предлагаемых для того, «чтобы сделать королевство более изобильным деньгами».
Экономическое процветание страны, как разъяснял Серра, зависит от ее «собственных условий», т. е. естественных характеристик, особых для каждой страны, и «общих условий», т. е. более или менее благоприятных обстоятельств, которые можно воспроизводить повсеместно. Среди первых Серра выделял «изобилие материалов», т. е. наличие природных богатств, прежде всего плодородных земель (Серра обычно использовал термин robbe, материалы, для обозначения сельскохозяйственной продукции) и «местоположения» – «положения по отношению к другим королевствам и частям света». Он выделял четыре группы «общих условий»: «количество мануфактур, качество людей, развитие торговли и способности властителей». Иными словами, это уровень производства, моральные качества и профессиональные навыки населения, развитость торговли (особенно международной транзитной), политико-институциональная система. Причем последнее условие считалось наиболее значимым из всех четырех, ведь «оно может быть названо действенной причиной, главной среди всех остальных условий» [Serra, 1613, р. 21].