Богдан Хмельницкий
Шрифт:
обещание, если его выберут на престол, успокоить возникшую войну, не мстить войску
запорожскому за прежнее и вольности русского народа подкрепить паче прежнего. Этот
Юрий Ирмолич, но словам того же Кунакова, остался в козацком войске. Московский
дьяк, по какому-то слуху, дошедшему до него, прибавляет, что он состоит у Богдана
Хмельницкого писарем паивысшим 2).
Возвращаясь из-под Замостья на Волынь с войском, Хмельницкий встретил повых
послов
присланный пан Гшисовский. «Начиная счастливо наше царствование,—писал король,
—мы, по примеру предков наших, послали вам, как старшему в верноподданном
запорожском войске, булаву и хоругвь, и обещаем вам возвращение древних ваших
рыцарских прав. Что
') Hiat. ab. exc. WI. 1Y, 25.
2)
Акты ИОжн. и Зап. Росс., III, 285. Мы не знаем никакого Юрия Ермолпча в
кругу влиятельных лиц около Хмельницкого. Кунаков переделал в Ермолича Юрия
Немирича.
251
касается междоусобия, которое, к созкалению, продолжалось до сих пор, то мы
сами теперь видим и соглашаемся с вами, что причины его те самые, которые мы
изложили в письме вашем, а запорожское войско невиновато. Вы желаете, чтоб
запорожское войско состояло под властью нашею, независимо от украинских старост:
мы того же хотим и, уразумев от послов ваших ваше справедливое желание, желаем
привести его в действие, чрез комипссаров, как можно лучше. Относительно унии мы
также хотим удовлетворить просьбу вашу надлежащим образом. А от вас желаем, чтоб
вы, видя наше милостивое королевское к вам благорасположение и готовность
успокоить все нашею королевскою властью, возвратились в ваш край, распустили
татар, дабы не было более опустошения нашему королевству, и ожидали к себе
коммиссаров нашихъ».
Хмельницкий был тронут этим письмом. Он видел в нем как бы продолжение
планов Владислава и Оссолинского. Он надеялся и мирного успеха возрождения Руси,
и возвышения королевского достоинства в Польше посредством Козаков. Прибыв в
Острог, гетман приказывал загонам прекратить свои набеги, народу оставлять оружие,
и издал универсал к дворялам. «Желаю,—писал он,—чтоб, сообразно воле и
приказанию его королевского величества, вы не замышляли ничего дурного против
нашей греческой религии и против ваших подданных, но жили с ними в мире и
содержали их в своей милости. А если, сохрани Боже! кто-нибудь, упрямый и злой,
задумает проливать христианскую кровь и мучить убогих людей, то как скоро весть об
этом дойдет до нас, то виновный нарушитель мира и
королевским величеством, доведет Речь Посполитую до погибели» х).
Ни поляки, ни русские не оставили неприязненных действий. По уходе
Хмельницкого, некто Якуб Роговский, выйдя из Замостья, кинулся на козацкий загон
полковника Калины Воронченка и разогнал его. Русские, с своей стороны, сожгли дом
пана Замойского, стоявший на озере. И во всей Руси не переставало кровопролитие,
несмотря на видимое миролюбие предводителя, который, казалось, спокойно решился
ожидать судьбы своей от воли королевской 3).
Хмельницкий прибыл в первых числах января 1649. года в Киев. При звоне
колоколов, при громе пушек, при радостных восклицаниях многочисленного парода,
предводитель, со всеми старшинами, въехал торжественно в полуразрушенные
ярославовы золотые ворота и у стен св. Софии был приветствуем митрополитом и
духовенством; бурсаки академии и училищ пели ему латинские и украинские стихи.
Козаки, говорит русский летописец,
’) Supplem. ad histor. Iiuss monura., 185—187.
г) Об осаде Замостья и избр. кор. вообш,. см.: Histor. belli cosac. polon., 92— 94.—
Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlhd. IV i Jan. Kaz., 11,21—24.—Annal. polon. Clim., I, 89—92.
—Histor. pan. Jan. Kaz., I, 15-19.—Нстор. о през. бр.—Памяти. киевск. комм. I, 3, 307—
311.—Suppi, ad histor. Russ. monum., 184.—Woyna dom., I, 41.—Kp. петор. о бунт.
Хмел., 10.—Летоп. Самов., 12—О малор. нар. и запор., 9.—Кр. опис. о козац. малор.
игар., 36,—Latop. Jerl., 71.—Past. Ilist. plen., 170—192, 316, 240—241,—Engel. Gescli.
der Ukr., 154,
262
заплакали, увидя красоту церквей Божиих столицы св. Владимира на землю
опроверженную и).
Сам гетман стал грустен; что-то странное явилось в его характере: он то постился и
молился, долго лежал ниц перед образами в храме; то советовался с колдуньями,
которых держал при себе три, и, пьяный, пел думы своего сочинения; то был ласков и
ровен в обращении со всеми, то суров и надменен; козачество все прощало ему 2).
В Киеве ожидал его дорогой гость Паисий, иерусалимский патриарх, ехавший в
Москву. От лица всего православного мира на востоке он приносил ему поздравление и
побуждал его на новую войну против ненавистного папизма.
В Литве борьба с русским народом не прекратилась с отступлением Хмельницкого:
с ожесточением резались против панов литовские крестьяне, но неудачно. В декабре