Богдан Хмельницкий
Шрифт:
несколько сот пленных из галер и своего серая. Ваша
265
милость, пан гетман, .будучи подданным и слугою его величества короля, взяв от
государя булаву и знамя, не хотите освободить слуг и рукодайных дворян своего
государя, когда они были взяты не саблею, пе на поле битвы, а на условиях; не хотите
отдать их послам и коммиссарам его величества, а держите в неволе и морите голодом!
Что-ж мы должны подумать о вашей верности, доброжелательстве
«ПИкодй говориты!—отвечал Хмельницкий:—их мини Бог дав; пущу их, коли
жоднои защипки з Лптви и вид ляхив не буде. Нехай тут почекае Потоцький брата
свого, старосту каминецького, который мини Бар мое мисто заихав в Подоли, кров
християнськую лье: казав туды полки рушиты и живцем его до себе привесты!»
«Но разве не то же делают козаки?—возразил Мястковский—в Киеве: днем и ночью
льется невинная кровь потоками в Днепр: одних ляхов топят, других варварски рубят;
шляхту, обоего пола, остаток ксендзов... грабят, мучат. Нечай, полковник брацлавский,
опустошил все костелы, ищет ляхов под землею, и твердит, что такое приказание
получил от тебя».
«Вольно мини там рядиты,—отвечал Хмельницкий:—мий Киев, я пан и воевода
киевский! Бог мини дав его навит без шабли: шкодй, говориты!»
После нескольких минут молчания воевода снова обратился к гетману.
«Ваша милость, — сказал он, — соглашаетесь ли, наконец, заключить трактат?»
Хмельницкий отвечал:
«Я уже сказал, что теперь нельзя: полки не собрапы, да притом голод; коммиссия
отложится до зеленых святок, когда будет трава, чтоб было чем пасти лошадей; а до
того времени, чтоб коронные и литовские войска не входили в киевское воеводство.
Границею между нами Горынь и Припеть, а от брацлавского и подольского воеводств
по Каменецъ».
Коммиссары хотели еще переменить эти условия и предложили ему свои, но
Хмельницкий перечеркнул их и, таким образом, были в тот день написаны условия
перемирия, в смысле сказанных Хмельницким слов. Срок перемирию назначался до
зеленых святок х).
По заключении трактата, Кисель проговорил Хмельницкому речь:
«Не помышляешь ты, папе-гетмане войска запорожского, о будущем, потому что
ослеплен настоящим; ты омрачен нашими бедами и смотришь только па свое счастье.
Но счастье кому слузкнт, того горше оставляет; оно подобно стеклу прозрачному, но
хрупкому. Поверь, гетман, желание успеха искушает тебя не покидать войны; оставь
гордость и усмотри, чтб из этой войны мозкет выйти. Ты хочешь спасти Украину, но
погубить Польшу; думаешь укрепить веру,
Научись из того, что делалось презкде тебя. Что думают неверные? Они соболезнуют о
тсбе, чтобы после истребить города русские, извести народ русский! Неужели ты
думаешь, что ради восточного православия турки сдружились с тобою? или ради
козацкой славы добывают себе счастья? Если ляхи не помогут тебе своею силою, то
зкивущис около народы вспомнят давния и свезкия вины Козаков, пробудится
ненависть, и придут на вас с оруэкисм. Если поляки, Литва, Русь будут друг друга
1) См. нерсмирныии трактат в Памяти, киевск. коми,, I, 111, G1.
266
губить, то ОИИИ всех нас завоюют. Хорошо быть тебе с многомощным королем,
который и теперь снисходит к тебе; но тяжко будет тебе его мщение, когда он вступится
за оскорбление величества. Милость королевская, как дуга небесная, возвещает мир.
Оставь гнев и надежду на брань; принеси вовремя покорность. Если же ты презришь
моим советом, то найдешь погибель благочестивой веры со всем украинским народом,
и кровь невинных падет на твою душу».
«Нельзя удержаться от меча, — отвечал Хмельницкий,—и до тех пор будем держать
его обнаженным, пока станет жизни и не добьемся вольности: лучше голову положить,
чем в неволю воротиться! Знаю, что фортуна скользка, но справедливость да
торжествует! Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти, и
не будем им друзьями никогда! Если они перестанут нам делать зло, не трудно
заключить мир; пусть утвердят статьи мои! Если-ж начнут хитрить,-—война неизбежна
в ответ на их коварные мирные предложения. Пленников я выдам на коммиссии.
Скажите это королю; кроме написанных условий, ничего не будетъ».
Послы заметили, что у Хмельницкого во время произнесения этой речи
навертывались слезы.
Коммиссары сожалели, что не удалось им освободить пленников, и придумали для
этого иной путь. Они прослышали, чтообозный Чорнота имеет над гетманом силу,
отправились к нему и нашли его лежащим на похмелье. Они просили его
походатайствовать пред гетманом о выдаче пленников. «Не пиду,— сказал Чорнота,—я
хворый: вчора з ним пили цилу ничь, тым и не здужаю. Але я ему не радыв и не поражу
выпущаты пташок з клптки, та колиб я був здоровый, навряд вы сами выйшли-б
видисля!» Воевода выслал коммиссаров, остался с ним наедине и, намекая на то, что