Богдан Хмельницкий
Шрифт:
владельца только до его смерти, в коронных имениях квартировали войска,
отличавшиеся в Польше неистовствами и бесчинствами. Наш жолнер,-—говорит
Старовольский,—не знает ни веры, ни отечества: получит от РечиПосполитой
жалованье и пропьет его в один вечер, а потом достает себе платье, упряжь и
продовольствие от убогих людей, награбит у них всякой всячины и везет в обоз, а там
раскинет палатку и продает награбленное, потом кричит на гетмана, жалуется,
чтобы войско отпустили на гиберны (зимовые квартиры), получает жалованье по
четвертям и не помнит того, что получил не в зачет за четверть. Жолнеры составляют
конфедерации, расписывают самовольно квартиры, собирают на себя королевлевские
доходы, и таким образом тот, кто обязан защищать отечество, делается его разорителем.
На войну ли идут жолнеры — обдирают бедных людей; с войны возвращаются — то же
самое; одна хоругвь придет в село, грабит его, за нею другая, третья, и нет такого села,
где бы не перебывало тридцать, сорок хоругвей. Люди плачут, кричат, разбегаются».
«Много нам рассказывают о турецком рабстве,—говорит в другом месте тот же
писатель,—но это касается военнопленных, а не тех, что жительствуют у турок под
властью, обработывают землю или занимаются торговлей. Последние, заплатив
годовую дань, или окончивши положенную на них работу, свободны так, как не
свободен у нас ни один шляхтич. У нас в том свобода, что всякому можно делать то,
что захочется: от этого и выходит, что беднейший и слабейший делается невольником
богатого и сильного, сильный наносит слабому безнаказанно всякия несправедливости,
какие ему вздумается. В Турции никакой паша не может того делать последнему
мужику, иначе поплатится за то головой; и у москвитян думпый господин и первейший
боярин, и у та-' тар мурза и высокий улан не смеют так оскорблять простого хлопа,
хотя бы и пноверца; никто и не подумает об этом: всяк знает, что его самого могут
повесить перед домом обиженного. Только у нас в Польше вольно все делать и в
местечках и в селениях. Азиатские деспоты во всю жизнь не замучат столько людей,
сколько их замучат каждый год в свободной Речи-Посполитой».
Рядом с утеснением народа шло поругание православной веры. До смерти короля
Владислава, со времени введения унии, польское правительство издало десять
конституций, обеспечивавших спокойствие последователей греко-русского
исповедания *); но, во-первых, духовные считали себя в праве не слушаться никаких
конституций на том основании, что церковь выше государства, а во-вторых, эти
конституции, по самым правам польским, могли относиться
сословию. Дворянин православной веры мог в своем имении или старостве построить
церковь, монастырь, покровительствовать духовным, впрочем, с опасностью
подвергнуться наезду какого-нибудь соседа, возбужденного католическим
духовенством; но там, где владелец католик и не благоприятствует веротерпимости,
там подобные конституции не могли иметь ровно никакой законной силы, ибо и
совесть, как честь и жизнь хлопов, зависела
*) Ист. взв. о вози, в Польше ун., 85—89, 101—110.
33
от произвола пана. А так как панов католической веры со дня на день становилось
больше, чем православных, то, значит, эти конституции давались в полной
уверенности, что они не могут остановить стремления лишить русских
своенародности. Владельцы захватывали церковные имения, приписанные к тем
храмам или обителям, которые находились на земле их вотчин или староств х);
обращали насильно православные церкви в унитские *); нередко толпа шляхтичей,
живших у пана, врывалась в монастырь, разгоняла и мучила иноков, принуждая к унии:
их заключали в оковы, вырывали им волосы, томили голодом, иногда же топили и
вешали. Тогда жиды, смекнув, что в новом порядке вещей можно для себя извлечь
новые выгоды, убедили панов отдать в их распоряжение, вместе с имениями, и церкви
гонимого вероисповедания 3). Жид брал себе ключи от -храма и за каждое
богослужение взимал с прихожан пошлину 4), не забывая при этом показать всякого
рода нахальство и пренебрежение к религии, за которую некому было вступиться.
Часто люди, изнуренные работою и поборами, не в состоянии были платить, а
священники, не получая содержания и притом терпя оскорбления от лендов,
разбегались; тогда приход приписывали к унитской церкви; православная церковь, если
не нужно было обращать ее в унитскую, уничтожалась, а вся святыня переходила в
руки жидов. Римско-католические духовные подстрекали отдавать православные
церкви на поругание, думая этим скорее склонить народ к унии.
В городах одни католики были выбираемы в должности 5) и, в качестве членов
городского начальства, потакали римско-католическому духовенству и допускали
распоряжения, стеснительные для православия. В Червоной Руси, земле, издавна
присоединенной к Польше, православные еще до унии подвергались стеснениям; но со
времени унии во Львове запрещено было православным не только участвовать в