Богдан Хмельницкий
Шрифт:
продолжались раздоры. Наливайко с своим отрядом хотел убежать. Поляки проведали
это и придвинулись теснее к козацкому табору. Целую неделю, говорит современный
польский писатель, они не слезали с лошадей, день и ночь стерегли движения врагов,
но видели, что с теми силами, какие у нпх были налицо, нельзя было взять козацкого
табора. Жолкевский послал в Киев за орудиями. 4-го июня привезли большие пушки п
поставили на высоких курганах, нарочно
лагеря, тогда как на другой его стороне стояли и палили полевые пушки. Два дня
палили беспрестанно в козацкий табор; ядра убивалп козацких жен и детей в глазах
мужей и отцов: такия зрелища хуже голода и утомления отнимали и храбрость п
крепость духа. Вдобавок уже козакам трудно было выходить; не стало у них ни воды,
ни травы лошадям их.
После таких томительных двух дней, в течение которых убито было
40
у Козаков до двухсот человек, козаки заволновались... 7-го июня рано на заре они
собрались на раду, кричали, что им всем приходит последний час, решились отдать
полякам Наливайка и других начальников, лишь бы остальных поляки выпустили на
волю. Наливайко собрал своих близких сторонников и хотел с ними убежать, но
выскочить было невозможно иначе, как разве отдавшись в руки врагов. Целый день
шло смятение в таборе, наконец, к вечеру сделалось кровавое междоусобие. Наливайко
отстреливался от своих собратий, защищая свою жизнь. Шум достиг до поляков. Они,
узнавши в чем дело, пошли на приступ. Вдруг козаки дают знать, что все будет как
поляки захотят. Наливайка одолели, схватили и привели связанным к Жолкевскому.
Коронный гетман этим не удовольствовался: он потребовал, чтоб козаки привели и
других зачинщиков, предводителей ватаг, чтоб отдали все пушки и знамена. Козаки
обещали все исполнить завтра, а взамен просили только, чтоб гетман обещал
выпустить остальное козацкое войско свободно. Гетман на это не согласился. «Между
вами,—сказал он,—есть панские подданные; пусть каждый пап возьмет своего хлопа».
Козакам тяжело показалось такое требование: это значило бблыпую половину табора
отдать на жестокую расправу панам. Гетман стоял на своем. «Мы лучше все здесь
погибнем до единого,—сказали козацкие посланцы, — будем обороняться!» —
«Обороняйтесь!»—сказал коронный гетман. Он отпустил посланцев. Вслед затем
поляки ударили из пушек и сделали такой стремительный и нежданный приступ, что
козаки не поспевали схватиться за оружие или зарядить ружья, и сразу перебили их
поляки так много, что, по выражению
во всеобщей суматохе выбранный после казни Лободы в гетманы Кремпский бежал; за
ним толпами пустились козаки, но поляки остановили большую часть их... только
полторы тысячи успели прорваться за Кремпским и с ним ушли в Сич. Уцелевшие от
убийств бросали оружие, умоляли о пощаде... выдали остальных предводителей в
числе шестерых и в числе их Савулу. Поляки забрали весь табор, взяли двадцать
четыре пушки и множество ружей. Достались победителям серебряные литавры, трубы
и знамена, и в числе их те, что присланы были немецким императором, когда он
присылал подущать Козаков на турок. Паны могли взять своих подданных и наказывать
их как хотелось. Но козакам коронный гетман объявил пощаду с условием, чтобы
вперед не смели они собираться самовольно и вооружаться без воли коронного гетмана.
Жолкевский немедленно препроводил Наливайка с прочими предводителями в
Варшаву, в свидетельство свершившагося укрощения козацкого своевольства.
Присланных предводителями в Варшаву, кроме Наливайка, тотчас казнили смертью.
Что же касается до Наливайка, то паны слишком были озлоблены против этого врага
панского сословия, чтоб казнить его скоро. Наливайка засадили в тюрьму и там
истязали вычурным образом: подле него стояло двое литаврщиков, и когда ему
хотелось спать, они били в литавры и тем его мучили, не давая заснуть. Подобными
пытками мучили его до времени собрания сейма, и тогда казнили. О казни его
рассказывают разно. Историк Иоахим Бельский говорит, что ему отрубили голову,
потом четвертовали тело и члены развесили на показ и поругание. Другой
современник, Янчинский, рассказывает, что его посадили верхом на раскаленного
железного коня
и увенчали раскаленным железным обручем. Третье, самое распространенное
предание, перешедшее в малороссийские летописи, уверяет, будто его бросили в
нарочно сделанную из меди фигуру вола; эту фигуру поджигали медленным огнем, и
из неё был слышен крик Наливайка, а когда крик перестал быть слышим, потушили
огонь и отворили фигуру: тело Наливайка превратилось в пепел.
После этих восстаний поляки издали грозное постановление против Козаков. Все
низовцы за их своевольства признавались врагами отечества, и кварцяное украинское
войско, защищая от их своевольств шляхетские дома и имения, могло истреблять их без