Богдан Хмельницкий
Шрифт:
потому привлекала к себе искателей руки её. Кроме Вишневецкого, которого, как
сказывают, она даже полюбила, на ней хотели жениться сын коронного гетмана Петр
Потоцкий, староста каменецкий и сам польный гетман Калиновский, несмотря на
неравенство лет 1),
Король в то время готовился идти в Пруссию и утешал господаря • тем, что
Хмельницкий, быть может, только стращает своим походом. Он обещал ему помощь.
Хмельницкому попалась в руки
По просьбе Лупула, Калиновский стал лагерем на берегу Буга, близ горы,Батога,
или Батова, неподалеку от Ладыжина, и готовился преградить путь Тимофею. Польское
войско состояло, по сказанию украинского летописца, из пятидесяти тысячъ3), а по
известию польских современных историковъ4)— из двадцати тысяч слишком. Из них
двенадцать тысяч было конницы, а восемь пехоты, разделенной на восемь полков, в
каждом по тысяче человек. Это разногласие, однако, разрешается: быть может,
польский писатель считает одних фронтовых, а украинский — всех годных к бою,
которые были в обозе. Войско польское не любило главнокомандующего; полководцы
были с ним во всем несогласны, а Калиновский, упрямый и строптивый, хотел всегда
поставить на своем, хотя бы чужия мнения очевидно были справедливы. Паны
советовали ему стать близ Врацлава или Райгорода, но Калиновский выбрал вовсе
неудобное место; впереди лагеря была река Буг; с других сторон окружали поляков
леса и болота; гора Батог, с обрывами, возвышалась позади избранного места 5).
Калиновский напоминал всем, что он главнокомандующий г-делал так, как не хотелось
другим.
Для Хмельницкого ничего не могло быть желаннее этого повода к начатию войны,
который сами поляки подавали ему. Он мог одолеть неприятеля, разрушить
унизительный договор и ясно доказать пред целым светом, что виною разрыва
неприятели. И вот козацкий гетман собрал четыре козацких полка: Чигиринский,
Черкасский, Переяславский и Корсунский 6) да пять тысяч крымцев под начальством
Нуреддина и двинулся к Ладыжину 7). Четырнадцать тысяч ногайцев под
предводительством Карач-мурзы пошли доро-
Ч Pamietm. Jemiolowsk, 33. — Szajnocha. Домна Розанда, русск. лерев. Руеск.
Мысль. Июнь, 1881 г., 274.
Ч Histor. ab. exc. Wlad. IY, 102.
3) Летоп. Величка, I, 108.
Ч Histor. ab. exc. Wlad. IY, 104.—Latop. Jerl.
5) Wojna dom. 4. 2, 70—71.
r') Рукоп. Имп. П. Библ., № 63.—Ks. Раш. Jak. Michal, 658.
Ч Летоп. Велпчка, I, ПО.
492
гою; они должны были переправиться через Буг, ниже урочища Батога, и ударить на
поляков
татары могли с разных сторон сойтиться и напасть на неприятеля. Не доходя за
несколько десятков верст до Ладыжнна, Хмельницкий послал к Калиновскому
следующее письмо:
«Хмельницкий Калиновскому, русский гетман польскому, желает здравия. Не хочу
скрывать пред вашею вельможностыо, что своевольный сын мой, Тимофей, с
несколькими тысячами войска идет жениться на дочери молдавского господаря.
Конечно, до .этого нет никому дела, но я удивляюсь, что многочисленное польское
войско, неизвестно для чего, стало при Батоге, как будто с намерением заступить
дорогу моему сыну. Я прошу вашу вельможность, для спокойствия отечества,
отступить с своим войском, тем более, что польское • войско стоит на месте, вовсе
неудобном для обороны. Я опасаюсь, чтоб свадебные бояре, по легкомыслию, не завели
ссоры с войском и сын мой, по своей юности, не вздумал искать первой удачи военного
поприща» х).
Отправляя это письмо, Хмельницкий написал в нем: из Чтирина, и поставил заднее
число. Письмо это произвело различные мнения и догадки между поляками.
«Хмельницкий, — говорили одни, — теперь уже стал не тот, что был: он поступает
искренно, иначе, для чего бы ему указывать нам неудобства нашего положения? Скорее
бы он им воспользовался».
«Нет, —говорили другие,—он все тот же изменник, как и был; он хочет заранее
оправдаться и выдумал, что сын его идет без его позволения. Он хочет опустошить
Молдавию; нам нельзя оставить без обороны верного союзника Речи-Посполитой».
Другие военачальники не верили Хмельницкону, однако советовали гетману отойти
с дороги и не мешать пройти Тимофею, а между тем собрать войско из-за Днепра.
Особенно уговаривал Калиновского Пржиемский, начальник артиллерии, старый
воин,поседевший в битвах во Франции и Швеции, гордившийся тем, что выдержал
славную осаду под Бриссаком.
«Послушайте меня, старика,—говорил он,— я смолоду красно говорить не учился,
да дело смыслю; но ведь словами татарской сабли от шеи не отобьешь. Будет беда, если
мы их остановим, запьет козак нашею кровью свадебную пирушку; побьют у нас
лошадей, а потом загонят, как волков в яму, и кончится тем, что или постыдно
сдадимся, или напрасно погибнем. Уйди лучше, пан гетман, с конницею, а я с