Богдан Хмельницкий
Шрифт:
что поляки на нас напали, а нам, черкасам, никто не давал помощи. Поэтому мы
призвали хана в помощь. Но хан хотя и подал нам помощь против поляков, однако
татары после того нас же самих разорили. Верить крымскому хану нельзя, потому что
он бусурман, и мы никогда не пойдем к нему, а будем надеяться на одного великого
государя. Если его царское величество не желает нарушить мира с поляками, то пусть
пожалует нас: позволит перейти на порубежные свои земли,
поселиться на границе литовской».
В этой просьбе видно было невысказанное намерение Хмельницкого: в случае
царского согласия, он мог сделаться вдруг страшным для поляков, и между тем не
только не покинуть Украины, а еще распространить её пределы.
Дьяк сразу понял, чего домогаются козаки и отвечал:
«Хорошо делает гетман со всем войском, что к бусурману не пристает, а ищет
милости царского величества. Пусть переходит гетман со всеми черкасцами в нашу
сторону; есть у его царского величества земли боль-
485
Лия, пространные, 'привольные: пусть селятся по Дону, Медведице, на удобных
местах, а в порубежных городах, на границе Литвы, им селиться не годится, потому
что тогда будет у них с поляками и Литвою большая ссора, и что подале от них и то
лучше безо всякого будет задора. По вечному нашему договору с королем положено
тех не возвращать, кто перейдет из Литвы к нам, а от нас в Литву; поэтому гетман со
всем войском может перейти на земли его царского величества; отдачи не будет; и
станут они жить в милости и чести, и пожалует их государь большим жалованьем и
пространными привольными землями» *).
В это время Выговский располагал гетмана и старшин на сторону царя. Он
сносился с путивльскими воеводами, передавал пм известия и однажды ч т
ь-было не
поплатился за это жизнью, по случаю нескромности переносчика вестей, который
рассказывал козакам то, что должен был говорить Выговскому от воеводы, или воеводе
от Выговского. Когда к гетману прибыли царские посланцы, Василий Унковский и
подъячий Адрабьев, Выговский имел с ними тайный разговор и передал снимки с
писем польского короля, крымского хана и волошского господаря. Он снимал со стены
образ Спасителя, целовал пред гонцами в знак своей верности и говорил: «пока я здесь,
то, с Божьею помощью, надеюсь удержать гетмана и все запорожское войско, и царя
крымского, и всю крымскую орду от нападения на украинные города его царского
величества, потому что и крымский хан, п Нуреддин, и мурзы, и кто у них есть
владетели—все
запорожском владетель во всяких делах, и гетман, и полковники, и все запорожское
войско меня слушают и почитаютъ». Влияние Выговского на дела известно было
соседям, и потому все обращались к нему с самыми выгодными предложениями.
Ракочи приглашал его оставить гетмана и приехать к нему, обещая полторы тысячи
червонцев в год, начальство над своим войском и несколько городов во владение.
Выговский показывал это письмо царским гонцам и уверял, что предпочитает всему
царскую милость. Впрочем, предусмотрительный писар заранее искал для себя лично
приюта и опоры у царя, еслиб положение его изменилось в Украине.—«Есть здесь
многие,—говорил он тем же гонцам,—которые станут гетмана подговаривать, чтоб он
был под началом у турецкого царя и у крымского, а у меня того и па уме нет, чтоб мне
куда-нибудь помыслить, кроме царского величества; лишь бы великий государь
пожаловал кеня, холопа своего, велел обнадежить своею государскою милостью, велел
•бы ко мне прислать свою государеву грамату за рукою думного дьяка, чтоб ни гетман и
никто о том не ведали, и если его государева милость ко мне •будет, я с отцом своим, и
с братьями, и с иными приятелями, приеду к великому государю, и многие лучшие
люди запорожской земли пойдут за мною к нему, да и о гетмане не думаю, чтоб он
неверным поддался» 2).
Но между тем реестр кончился; реестровые списки внесены в городские книги; все,
которые не вошли в ограниченное число Козаков, должны были
1)
Поли. собр. зак. Росс. Импер., I, 263—266.
2)
Чтения Иыпер. моск. общ. ист. и др. 1858, I, 32.
486
снова работать павам и содержать польских жолнеров. Литовское войско вошло в
Северщину. Часть коронного войска перешла на левый берег Днепра*). Бегство в
Московское Государство стало затруднительно; сам Хмельницкий издал универсал, в
котором запретил переходить на слободы и приказывал служить панам. «Уж теперь,—
писал он,—не годится делать того, чтб делалось прежде, никому не будет пощады, кто
не хочет покориться!»
Но жители не думали о повиновении ни панам, ни жолнерам и нп самому козацкому
гетману. Они зарывали в землю свое имущество, жгли хаты, загоняли скот и завозили
хлеб, овес и сено в укрепленные местечки, куда и сами спрятались с семействами.
«Бедный жолнер,—говорит польский летописец,—должен был кровью добывать