Богиня зеленой комнаты
Шрифт:
— И вы тоже?
— Сказать вам по правде, любовь моя, меня это мало интересует.
Этот ответ заставил ее улыбнуться.
— Вот вы мне и ответили. Я не брошу театр, если вы не возражаете.
— Я хочу, чтобы вы поступали так, как вам нравится.
— Значит ли это, что вы оставляете последнее слово за мной?
Он взял ее руку и поднес к губам — галантный, вежливый жест. Разве можно сравнить его с грубияном Дэйли или с равнодушным Фордом!
— Тогда я хотела бы не бросать театр, — ответила она. — Я постараюсь скопить немного денег на тот случай, если
— Вы необыкновенная женщина! — воскликнул Уильям.
Так, к полному восторгу Шеридана, Дороти согласилась вновь выйти на сцену. Театр Хаймаркет был забит до отказа желающими ее видеть после перерыва, в течение которого пресса не жалела сил, расписывая ее роман с герцогом. Толпа была столь велика, что не обошлось без жертв: какой-то мужчина был задавлен насмерть, а одна женщина получила увечья.
Герцог не пропускал ни одного ее спектакля, после окончания он встречал Дороти в ее гардеробной. Когда она была на сцене, он не сводил с нее глаз и бывал очень зол, если замечал какой-нибудь пристальный мужской взгляд, направленный на нее. Публика ликовала.
Он получал огромное удовольствие от ее выступлений. Может быть, причина заключалась в том, что он не был безразличен к тому, как оплачивается ее работа в театре? Всем было известно, что братья постоянно в долгах. И в одной из газет появилось четверостишие, язвительно намекавшее на то, что Дороти Джордан содержит герцога Кларенса и он в восторге от того, что она вновь вышла на сцену.
Ни Дороти, ни Уильям не обращали на это внимания, они говорили себе, что должны были предвидеть и злословие, и сплетни. Люди им завидовали, ибо у них было то, к чему все стремятся, — счастье.
Приехав навестить детей, Дороти нашла Эстер в большом волнении.
— Приезжал Ричард, — сказала она. — Он не понимает, почему ему нельзя навещать детей.
— Значит, он вернулся из Франции, — ответила Дороти. — Ничего не сделав для детей, он вдруг решает, что хочет их видеть.
— По крайней мере, Доди. Люси забыла его, а Доди — нет.
— И ты думаешь, что я разрешу эти встречи?
— Он их отец, — ответила Эстер, в ее голосе звучало напоминание.
— Я уверена, что герцог даже слышать об этом не захочет.
— Но он им не отец.
Дороти рассердилась.
— Послушай, Эстер. У Ричарда была возможность дать имя моим девочкам. Он отказался это сделать, несмотря на все обещания. Я никогда не согласилась бы жить с ним, если бы он не обещал на мне жениться. Он меня предал. Он лгал мне и предал меня, я с ним рассталась. Теперь я счастлива и намерена быть счастливой и впредь. Я не позволю ему отравлять мою жизнь, используя для этого детей.
— Он не станет тебе мешать, Долл. Он хорошо к тебе относится, несмотря на то, что ты его бросила.
— Ты словно упрекаешь меня.
— О, нет. У меня и в мыслях не было — упрекать тебя. Но ты действительно относилась к нему, как к мужу, и бросила его ради герцога.
— Не хватало только, чтобы ты так заговорила! Мало мне всех этих газет! Они мои дети. Я их содержу. Я не желаю больше ничего, что связано с Ричардом Фордом.
—
— Жестока? Ты даже не понимаешь, о чем ты говоришь!
— Я понимаю. Я занимаюсь детьми.
— Хорошо, Эстер, если тебе так не нравится все, что делаем я и герцог, может быть, мне лучше найти кого-то другого, кто будет ими заниматься?
Эстер, пораженная, смотрела на Дороти, не понимая, почему она внезапно так разозлилась.
— Нет, Эстер, я не хотела тебя обидеть. Ради бога, не будем ссориться. Будущее Люси и Доди... и Фан слишком много для меня значит. Я должна их обеспечить. Я хочу, чтобы у них было все то, чего мы были лишены.
— Мы были очень бедны, но мама всегда была с нами.
— Мы обе будем с ними — ты и я. Будем их любить и заботиться о них.
Эстер попыталась выразить сомнение.
— В нашей семье все так сложно. Никто не знает, что может случиться завтра.
— Господи, ну почему Ричард не остался во Франции? Все было бы настолько проще!
— Я не уверена, что ему было бы проще. Он говорит, что в стране революция, всем грозят опасность. Он говорит, что они собираются убить короля и королеву.
Дороти вздрогнула.
— Храни нас Бог от таких дел здесь!
Неожиданно ей стало страшно. Она подумала о французской королевской чете, об их семье, на долю которой выпали такие унижения. Она хорошо представляла себе ярость толпы: ей приходилось видеть раздраженных зрителей, которым не нравился спектакль. Конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит на другом берегу Ла-Манша, но она знала, что значит разъяренная толпа. Подумать только, что такая же участь может ждать и английскую королевскую семью! Теперь она стала частью этой семьи. Это было очень странно, но это было именно так. Она не могла вынести мысли, что Уильяму грозит опасность и что она может его потерять.
Она любила его так, как уже никогда не надеялась полюбить ни одного мужчину. Она не верила, что способна на такую привязанность и нежность. Теперь все должно быть хорошо. Ничто не должно омрачать ее счастья. Она так долго ждала этого, так много страдала, но если этому счастью суждено продлиться, значит, все прежние страдания были не напрасны. Нельзя позволить Ричарду Форду вмешиваться в ее жизнь.
— Итак, он вернулся, — размышляла Дороти вслух, — и обнаружил, что у него есть все-таки какие-то чувства к собственным детям. Я думаю, что это открытие слегка запоздало и запоздало не случайно: теперь он уверен, что дети не нуждаются в его деньгах.
Эстер пожала плечами.
— Я хочу того же, что и ты. И я тоже думаю о благополучии детей.
— Я все знаю, моя дорогая Эстер. У них все будет в порядке. Я хочу только, чтобы они жили в покое и в хороших условиях, я готова много работать, чтобы у них было хорошее приданое. Доди и Люси еще крошки, но Фанни уже не такая маленькая.
Лицо Дороти помрачнело.
— Как она себя ведет?
— Иногда она очень злится.
— Пойду к ней. Она, наверное, знает, что я приехала.
— О, да, — ответила Эстер, — от этой мадам ничего не скрыть.