Богорождённый
Шрифт:
Но Шар по–прежнему была голодна, и она хотела завершить свою трапезу.
Частицей божественной силы Маска обладал Ривен, другой частицей — Мефистофель, третьей — Ривален Тантул, ночной провидец Шар на Фаэруне. Эта сила могла покинуть их лишь одним способом — с их гибелью. И как бы Ривен не ненавидел божественность, быть мёртвым он ненавидел сильнее. В ближайшее время он не собирался позволять Шар сожрать себя.
Ривен узнавал больше по мере того, как Маск раскрывал ему свою игру. Он наконец вспомнил, что он сделал — что Маск сделал — с сыном Кейла, Васеном. И он узнал
— Чтобы окончить цикл, воскреси вестника, — произнёс он, и слова снова казались чужими на его губах.
Маск изменил Васена в чреве матери, наделил его необычайными способностями и переместил во времени, чтобы спрятать. Васен был ключём. Васен мог выпустить из Ривалена, Ривена и Мефистофеля божественную искру, не убивая их. Но он должен был сделать это в присутствии всех троих и Шар. Это значило, что всё необходимо было проделать в ордулинском вихре.
Если всё пройдёт как надо, Маск получит новую реинкарнацию. Если что–то не сработает, Цикл Ночи начнётся заново и пойдёт своим чередом.
— Это должен быть Кейл, — прошептал Ривен.
Кейл всегда разбирался в хитрых планах лучше Ривена, и убийца с трудом удерживал всё это в своей голове.
— Это я должен был умереть, а не он.
Но, на самом деле, Кейл не был мёртв.
Маск только недавно решил раскрыть Ривену эту часть информации. Ривен целыми днями обдумывал, что из этого следует. Он толком не понимал, как это сочетается со всем остальным.
Все, что он сейчас знал — Кейл жив. Жив и целых сто лет заперт под адскими льдами.
— Проклятье, проклятье, проклятье.
Маск, похоже, каким–то образом сохранил Кейлу жизнь, когда тот должен был умереть, или вернул его к жизни сразу после гибели. Ривен не знал, что именно произошло, и не понимал, почему так случилось. Он предполагал, что Кейл, должно быть, тоже сохранил частицу божественной эссенции Маска, последнюю каплю, которую не забрал у него Мефистофель. Это было единственным объяснением.
У Ривена кружилась голова, когда он пытался разом охватить всех игроков и их интриги. Всё было так запутанно, колёса внутри колёс, планы внутри планов, а те — внутри других планов, и каким–то образом Ривен должен был разобраться в этом и встать на правильную сторону.
Кроме того, он подозревал, что у Маска ещё остались от него секреты. Ривен мог провести десятки лет, планируя, а на следующий день узнать важную информацию, которая всё переменит и выставит в новом свете.
На мгновение он выкинул всё это из головы, глядя на свои владения и пытаясь наслаждаться табаком.
Плотую завесу облаков время от времени пронзали зеленоватые молнии, окрашивая ландшафт болезненным цветом. Порывы ветра поднимали с предгорий пыль и золу, несли их по равнинам, заставляя скрюченную траву и растущие под странными углами ветви деревьев Царства тени шуршать и шептаться. Миазматический, сумрачный воздух, густой от тени, кишел нежитью и давил на Ривена.
Он давно уже устал от Царства тени, но покидал план только тогда, когда это было абсолютно необходимо. Его тесная связь с этим местом означала, что здесь он становился сильнее, а в других
Но владыка Кании и ночной провидец знали, где он находится. А он знал, где находятся они.
— Нас трое, — произнёс он. — Патовая ситуация.
Голос Ривена привлёк одну из его собак, сучек, которых он держал вот уже несколько десятков лет. Она протиснулась через дверь позади него, подошла и с усталым вздохом улеглась у его ног.
Настроение Ривена немедленно улучшилось. Короткий хвост сучки стучал по гладкому каменному полу. Когда Ривен посмотрел вниз, улыбка исказила его сжимающие трубку губы. Собака перевернулась, подставляя свой плоский от старости живот.
Тени стекали с её тела. Когда–то её шерсть была коричнево–белой, но годы в тени, годы с Ривеном, сделали её тёмной. Царство теней просочилось в неё, как и в Ривена, превратив их обоих в тени самих себя.
Собака заскулила, требуя внимания, по–прежнему размахивая хвостом, и Ривен понял намёк. Он стал чесать ей грудь и живот, и сука отозвалась счастливым повизгиванием. Он попытался не обращать внимание на её седеющую шерсть и тяжёлое дыхание. В отличие от Ривена, собака не обладала божественной силой и не была бессмертной. Эссенция тени продлила ей годы, но не могла сохранять жизнь вечно.
— Я не должен был забирать тебя сюда, — сказал он, а сука просто счастливо махала хвостом. Он должен был позволить своим девочкам мирно умереть на Фаэруне, оставаясь прежними, нормальными.
Её сестра, такая же тёмная, как чернила, подбежала к Ривену, тоже требуя ласки. Она опустилась, подставила живот, и Ривен сдался. Он положил трубку на пол и принялся активно чесать и гладить каждую из своих питомиц. Собаки перевернулись и положили головы к нему на ноги, принялись облизывать руки. Тени кружились вокург всех троих. Ривен улыбнулся, представив, как они выглядят со стороны, тёмный бог и его жирные, виляющие хвостами теневые гончие.
— Хорошие девочки, — сказал он, похлопывая их по головам и гладя шерсть.
Без них он был бы мёртв внутри, знал Ривен. Иногда он чувствовал, что собаки — единственная нить, связывающая его с человечностью. А он скучал по человечности. Он скучал по нужде, по удовлетворению, которое получаешь, когда жаждешь обычных вещей и получаешь их. Божественность расширила его разум, но лишила тело удовольствий. Он мог есть, пить, быть с женщинами, но всё казалось отдалённым, будто он оставался наблюдателем, а не участником. Проклятье божественного разума, полагал Ривен. По какой–то причине удовольствие, которое он получал, когда курил трубку, оставалось по–прежнему ярким, так что курил он часто. Джак Флит, его старый товарищ, улыбнулся бы, увидь он это.