Боговы дни
Шрифт:
И он со злостью сплюнул, «стрельнув» окурком. Хищно рассыпая искры, он описал в воздухе дугу и упал в снег…
Постепенно, вслед за кошкой и старушкой, они знакомились и с другими обитателями домика.
Окутанными морозной дымкой утрами, когда горящие на солнце сосульки домика еще не начинали плакать, на ветхое крылечко выходила девушка в короткой шубке, с сумочкой через плечо. Похоже, студентка. Надевая рукавичку, она смотрела на то, как позванивали друг о друга ледяные гирлянды вчерашней капели на ветках клёна, по которым прыгали синички, весело сбегала с крыльца и скрывалась за углом. Иногда её провожала беленькая, похожая на болонку собачка. Она быстро возвращалась, пулей вылетая
Ближе к вечеру во двор выходил мужик средних лет в камуфляжной куртке. Он шёл к лепившимся друг на друга деревянным сарайчикам, к которым вели похожие на ущелья тропинки в высоких сугробах, открывал свой и подолгу чем-то побрякивал, копался в нём.
Две-три пожилых женщины устало проходили с тяжёлыми сумками по тропинке к крыльцу, а в большом осевшем сугробе в углу двора пацан лет десяти копал пещеры, строил крепости и швырял из них снежками в двери сараев…
Высившийся над всем этим «монстр» с каждым днём все ярче сверкал остекляемыми лоджиями, пластиковыми окнами. Его будущие обитатели подъезжали на «мерседесах» и «тойотах», посвистывавших, как канарейки, системами дистанционного закрывания дверей. Вокруг «монстра» оттаивали кучи строительного мусора. Они напирали, валили ветхий заборчик «домика окнами в сад». Наступающая краснокирпичная жизнь катила перед собой мусорный вал.
* * *
Работу закончили в середине мая. Подобрали «сопли»-недоделки, прибрались, увезли инструмент. Виталий Сергеевич назначил время — к десяти утра привезёт расчёт.
Ясным майским утром, впервые за много месяцев праздные, они пришли на своё рабочее место, за одну ночь вдруг ставшее бывшим. То, что когда-то было «пещерой», с которой они почти сроднились, превратилось в чужую собственность, величественную, как дворец вельможи, и уже не Виталий Сергеевич, а они чувствовали себя в ней инородным телом. На покрытом новеньким ламинатом полу огромных комнат лежали квадраты яркого солнца. Оно падало из снежно-белых пластиковых окон, на месте которых когда-то стояли припорошённые снегом деревянные рамы с выбитыми стёклами, пятнало безупречно ровные стены в модных структурных обоях. Над всем этим, как небеса, тускло отсвечивали серо-голубой немецкой краской подвесные потолки с встроенными светильниками… В комнатах стоял запах свежей краски, в тишине о двойной стеклопакет окна билась первая муха.
— Духота, — сказал Виктор. — Пойдём на балкон, курнём … на прощание.
Они открыли дверь на лоджию, в квартиру вместе с шумом утреннего города ворвался запах молодой зелени, цветущей черёмухи. Вся белая, как невзначай присевшее на землю маленькое облако, она стояла во дворе «домика окнами в сад», и весь мир был наполнен её ароматом.
— Дожил старикан до тепла, — закуривая, Виктор облокотился о нагретые солнцем перила лоджии. — Ах, хорошо!
Чувствовалось, что лето близко, словно притаилось за соседними девятиэтажками: не сегодня-завтра вдруг поднимется из-за крыш вместе с утренним солнцем и накроет город. «Домик окнами в сад», казалось, тоже чуял его, смотрел бодрее, как старик, которого отпустила хворь, и который думает: «А что, может, поживу ещё маленько?..» Клён, зимой топыривший над крышей голые ветки, выкинул свежие листочки, кисточки фиолетовых соцветий, закрыл почти полдома. Окошко вросшего в землю первого этажа было открыто, молодые лопухи и крапива уже заглядывали в него, склоняясь над подоконником. На нём лежала раскрытая книга, рядом, на своём месте, сидела рыжая кошка. Вот она встала, потянулась, выгнув дугой спину, и сошла
Три месяца назад, глядя на заметённый снегом двор, они подумать не могли, что он окажется таким зелёным, и впрямь похожим на сад. Клён, черёмуха, которая из пучка торчавших из сугроба голых веток превратилась в развесистую красавицу, молодые, зимой почти похороненные под снегом вербочки вдоль забора, россыпи одуванчиков…
— Вот так, дед, уходим, бывай здоров, — обращаясь к домику, сказал Виктор. И строго добавил:
— Не помирай назло этим кирпичным уродам!
Тяжёлая работа закончилась, в этой внезапно наступившей праздности было непривычно и приятно стоять и просто глядеть на солнце, небо, город. Впереди был свободный день, и они испытывали облегчение от того, что, наконец, получат расчёт и уйдут отсюда навсегда. Жаль только было расставаться с домиком.
— Пойдём на наше место? — спросил Андрей.
— Конец работы — святое дело, традицию нарушать нельзя, — назидательно сказал Виктор.
У них был любимый скверик и любимая скамейка, на которую они частенько, получив аванс или расчёт после очередного колыма, приходили попить пивка и поговорить о жизни…
Прождали часа полтора, Виталия Сергеевича не было. Виктор, у которого нашлась таксофонная карта, прогулялся до ближайшего таксофона, позвонил хозяину на сотовый.
— Извини, сегодня не получается, — ответил Виталий Сергеевич. — Давайте завтра в это же время.
В трубке слышались приглушённый гул голосов, звуки, напоминающие звяканье посуды, негромкая музыка…
— Похоже, на каком-то «фуршете», — вернувшись, высказал догадку Виктор. — «Хеннеси» пьёт.
Это был сюрприз, нехорошие, до боли знакомые симптомы: объект сдан, расчёта нет, хозяин, похоже, начинает от них бегать.
— Сколько народу так «кидают», — ворчал Андрей. — Надоест мужикам свои копейки выхаживать — плюнут и бросят. А им экономия.
— У нас ключи, — напомнил Сергей.
— Замок сменить дешевле, чем с нами рассчитаться, — не унимался Андрей. — А квартиру он, может, не себе делал, а на продажу, а нам лапшу вешал. Сим-карту сменит — ищи ветра в поле.
— Ладно наговаривать на хорошего человека, — ёрничал Виктор. — Отдавать деньги сразу тяжело, надо «созреть». Завтра отдаст…
* * *
Назавтра Сергей пришёл последним, Виктор и Андрей уже курили на лоджии. Вид у них был хмурый.
— Позвонил утром, извинился — опять не сможет, — сказал Виктор (у него одного дома был телефон). — Но завтра, говорит, буду точно.
Он криво усмехнулся и полез за новой сигаретой. Андрей отрешённо смотрел куда-то вдаль. Некоторое время молча курили. Притихший под утренним солнцем, «домик окнами в сад», казалось, сочувственно глядел на них.
— Не верится, что такой респектабельный дядя будет позориться из-за нескольких тысяч, — подумав, сказал Сергей. — Он же не базарный напёрсточник…
— Да хуже напёрсточника! — взорвался, наконец, Андрей. — Работяга разве человек! Больше мы ему не нужны, жаловаться никуда не пойдём — ни договора, ни лицензии.
— Может, конечно, и «кинуть», но… не должен, — Виктор задумчиво барабанил пальцами по перилам лоджии. — Задерживал же он нам деньги, потом отдавал. А вспомните, сколько у других ждать приходилось…
Снова все замолчали. Откуда-то из большого мира прилетела красивая разноцветная бабочка и села на перила рядом с ними. Андрей смотрел на нее отсутствующим взглядом.
— Плюнул бы да ушёл, — проговорил он уже спокойнее. — Для кого-то это не деньги. А моя бы семья две недели жила.
Помолчал и вслух сказал то, о чём каждый думал про себя: