Боль милосердия
Шрифт:
Дмитрий забавно улыбнулся и погладил мои руки. Я воспользовалась моментом и снова села, но и тут была застанута врасплох — юрист притянул меня к себе, одной рукой сковав мои запястья на коленях, а другой обхватив шею. Опять у него горячие ладони.
— Кира, — позвал низким голосом.
— Что?
Далее могло случиться что угодно, но почему-то, случилось это: городской меня поцеловал. В моем представлении поцелуй был связан со всем чем угодно, только не с ним. Я автоматически попыталась отстраниться, но юрист усилил давление на шею. Мне
Городского, казалось, устраивает пассивность с моей стороны. Он отстранился лишь тогда, когда меняли треки. Довольный, с какой-то искрой в глазах.
— Разрыв шаблона*, да? — дыхнул мне в губы. — Кира.
Он медленно убрал руки и облокотился на диван. От веселья на мужском лице ничего не осталось. Я потрогала губы. Кровь.
— Ты должна была ударить меня, Кира.
Пожалуй, это была здравая мысль. Юрист был несомненно симпатичным и желаемым, должно быть, большей частью своих знакомых среди женщин, но мне такие наезды даже не снились.
— Почему ты не ударила меня? Ветеринария — это здорово. У животного есть хозяин, он уйдет с ним и вы никогда не увидитесь. А с людьми сложнее, ты вникаешь в их проблемы, сострадаешь и не можешь понять, где заканчивается работа и начинается личная жизнь. Но, Кира, даже учась на ветеринара, тебе вероятнее всего придется умертвлять животных, не кошек и собак, но крыс и лягушек, а получив место работы, знать, что будут моменты неудач. Ты не должна избегать чужой боли…
Некоторое время я пыталась понять, серьезен ли он. Этот тон городской использовал редко. Для верности, я отпила коктейля, после чего притянула мужика за футболку к себе. Юрист был вынужден прервать свой монолог:
— Кира? — нахмурился, тем не менее, не пытаясь вырваться.
Разрыв шаблона, сказал?
— "Я знакома со многими красивыми парнями, — шепнула ему в губы, — но близкое знакомство с тобой откладывала полтора года, как берегут лучшее вино в коллекции".
Юрист округлил глаза. Воспользовавшись моментом, я ударила его ребром руки по переносице.
— Ах, ты ж! — Дмитрий схватился за нос. — Ты ж…
— Этим выпадом боксеры умудряются раздробить хрящ, осколки которого проникают в головной мозг и могут вызвать моментальную смерть.
Юрист странно глянул в мою сторону. Я встала с диванчика и потянулась. Танцпол ушел на перерыв с расслабляющим транс-треком. Люди потихоньку расходились, приходили новые.
— Танцевать? — спросил, перестав тереть лицо.
— Домой.
На стоянку мы выбрались знакомым путем. Уличный воздух холодил вспотевшую кожу, прежде чем сесть, я натянула куртку. Мигающая панелька показывала
— Сможешь вести? — спросила.
— Конечно.
Дорога до моего поезда заняла меньше пяти минут, но о себе дали знать признаки усталости. Я держалась исключительно на силе воли.
— Уже хотел сказать, молодец, что не стала пить, но, — городской вытащил ключи из замка зажигания, — ты облажалась. Никогда не пей в клубах.
— Так уж никогда…
— Никогда, — отрезал.
Я вылезла из машины и захлопнула дверь.
— Никогда не знаешь, что могут подсыпать, — продолжил. — Если берешь сама — ещё куда ни шло, но угощения не принимай.
— Откуда такая забота о моем благополучии? — достала ключи. — Я не пью. Совсем. Сегодня было исключением из правил.
Я открыла дверь и мы поднялись наверх. Видимо, он хотел забрать свой кокос. Чара обрадовалась нашему приходу. Рассчитав, что проваляюсь в постели до обеда, я решила выйти с ней сейчас. Городской последовал за нами. Мы сделали круг, по темному двору. Сегодняшняя ночь была на удивление тихой. Я уже привыкла, что под окнами кто-то орал, что текла жизнь.
— Три тысячи, — сказал, городской, когда мы снова оказались у подъезда.
— Что?
— Сегодня я потратил на тебя три тысячи.
С минуту, я смотрела, как юрист задумчиво пялился на панель домофона. Были ли обязана чем-либо городская женщина мужчине, если он по собственной инициативе подвозил ее на машине и угощал в клубе? Видимо да. Хотя его же никто не просил об этом.
— Жди здесь.
Я быстро поднялась наверх, нашла заначку, которую откладывала на квартплату и выложила на стол. Две тысячи шестьсот. Сбегав в прихожую, нашла пару рублей у зеркала. Ещё несколько купюр в шкафу. В бумажнике остались деньги на проезд.
Три тысячи двести одиннадцать рублей.
Спустившись, я вручила городскому конверт, — по другому мелочь просто рассыпалась бы.
— Кира, не надо, — округлил глаза. — Это же всего три тысячи.
— Ты же сам просил, — удивилась.
Дмитрий снова посмотрел на меня своим особенным "ты с ума сошла" взглядом.
— Помнишь разговор про способы привлечения слабого пола в животном мире? Обычно девушкам нравится, когда мужчина оплачивает их развлечения, показывает свою состоятельность… Тебе это не нравится? Я мог бы тратить больше…
Ещё чего. Я оттянула спортивные штаны городского и бросила конверт туда, не очень заботясь о его участи:
— У того, что было не может быть продолжения.
Юрист приподнял ногу. Конверт выпал из штанины. Городской нагнулся, чтобы его подобрать:
— Почему ты так решила, Кира?
Я бы могла всплеснуть руками, тыкнуть на его машину, указать на завсегдатайство в клубе, где один напиток стоил десятую часть моей зарплаты, потрясти собственные карманы, в конце концов или спародировать его "всего три тысячи". Но не стала. Исход ситуации виделся таким очевидным, что фактически, у меня закончились слова.