Болгары старого времени
Шрифт:
— Что ты, что ты, душа моя Гето! Что ты, голубчик! Батюшка хороший человек. Право, не знаю, за что ты его так… Ну, чем водочка плоха, родной мой? Погляди: так цепочкой пузырьки и поднимаются, — уговаривал корчмарь дядя Кузман моего возницу, цедя водку с такой высоты, что получалась требуемая цепочка пузырьков.
— Будь он неладен и с цепочкой со своей, — сердито ответил бай Гето и, сплюнув сквозь зубы, прибавил: — Вы ведь оба с валахами компанию водите… и как этот бродяга старостой стал, так все село застонало… Уж коли взялись разбойничать, так шли бы в лес и занялись бы этим почтенным ремеслом по-настоящему… А о себе я так скажу: лучше мне в лесу с медведем повстречаться, чем с твоим попом на дороге.
Судя по блеску в глазах бая Гето, эта беседа продолжалась бы и дальше, и я, согласно пословице, утверждающей, что устами младенцев
Наступило утро, пора было ехать дальше. Я собрался и сел перед корчмой пить черный кофе, поданный мне дядей Кузманом. Тем временем бай Гето смазал колеса телеги дегтем, починил расшатавшиеся спицы, запряг лошадей и предстал передо мной с кнутом в руке. Наклонив голову направо и указав глазами на телегу, он коротко объявил:
— Едем!
Надо вам сказать, что это было первое слово, которое я от него услышал за целое утро, с тех пор как встал. Всю работу с телегой и лошадьми он проделал молча, угрюмый и хмурый, не забывая, впрочем, через каждые две минуты сплевывать сквозь зубы. Это была одна из самых постоянных его привычек. Молча вывел он лошадей из конюшни и, поставив их у передка телеги, начал запрягать; молча кинул им под ноги сена, молча отвязал от задней оси ведерко с дегтем, потом опять повесил его на место; молча взял топор и постучал по телеге в тех местах, которые нуждались в починке; молча мигнул малому, чтобы тот вынес ему стопочку раскритикованного вечером напитка; молча опрокинул эту стопку себе в глотку; потом, уже сидя в телеге, все так же молча взял вожжи, привстал и стегнул лошадей кнутом, завязанным многочисленными узлами.
Корчма священника стоит у самой околицы, и нам надо было проехать через все село, чтобы выехать на дорогу. Со всех сторон — и слева, и справа — бай Гето приветствовали знакомые: «Счастливого пути, Пуяк!», «В добрый час, Гето!» Вместо ответного приветствия бай Гето поворачивал голову то направо, то налево, ударяя кнутом то правую, то левую лошадь. Мне стало жаль бедных животных, владелец которых усвоил столь странный способ отвечать на добрые напутствия знакомых, и я сказал ему:
— Зачем ты бьешь коней, бай Гето? Ведь они и так бойко бегут. Пожалей их.
— Да как их не бить, бездельников? Им бы пашами в Стамбуле родиться, — ответил бай Гето и, еще раз сплюнув сквозь зубы, яростно завертел кнутом.
Лошади рванулись и помчались вперед. Я, конечно, ничего не сказал по поводу философии бай Гето относительно обмена ролей между наделенными даром речи и бессловесными тварями.
Мои размышления на эту тему были прерваны резким выкриком бай Гето, словно кто ткнул его колом в бок. При этом он не упустил случая сделать чувствительное внушение лошадкам с помощью кнута, чтобы сорвать на них зло. Не зная, чем вызван этот приступ гнева, я приписал было его действию утренней стопочки, но вскоре увидел, что ошибся.
— Чтоб сам сатана тебя в преисподней встретил, бес проклятый! Чтоб тебя крючьями туда затащили, черкес, разбойник! — загудел бай Гето протяжно.
Затем, послав еще несколько сильных выражений по адресу какого-то неизвестного, опять сплюнув и хлестнув лошадей, он стал поспешно сворачивать в сторону. Всмотревшись пристальней, и заметил, что навстречу нам в облаке пыли скачет всадник. Не считая это обстоятельство достаточным основанием дли того, чтобы сворачивать с дороги, я не без удивления осведомился у бай Гето, почему он так поступил.
— Не видишь разве, что сам дьявол мчится нам навстречу? — обиженно ответил бай Гето, указывая кнутом на всадника.
— Какой дьявол, бай Гето? Что с тобой? В уме ли ты? —
«На самом деле, — подумал я, — уж не свихнулся ли он от этих вечных выпивок?»
— Да вон он, дьявол. Неужто не видишь? Весь как есть перед нами, проклятый… Разве к добру попа встретить? А ведь это такой поп, что его сам сатана боится!.. Сколько народу догола раздел, сколько христианских душ загубил… И меня — вот как я есть перед тобой — бобыля, и того не пожалел: ровно двести тринадцать и три четверти гроша у меня выманил, ободрал как липку; легко сказать, четыре тюка козьих шкур, ровнехонько пятьдесят восемь штук купил, а денежки — пиши пропало; от него сроду еще никто гроша ломаного не видал. Пусть на шею их себе повесит и в пекле красуется!.. Да разве он меня одного обидел? Кого ни увидит, сейчас оберет. Из-за него все сврачевцы, да и из окрестных деревень словно пескари на сковородке жарятся. Вертит ими, как хочет!
Для наглядности бай Гето повертел в воздухе указательным пальцем правой руки и продолжал:
— У скольких скотину и домашнюю утварь за проценты продал, у скольких пашню и луга отнял, сколько домов разорил, сколько детишек плакать заставил разбойник этот вместе с кметом. Но, коли есть на небе господь, он, — может, хоть и не скоро, — а только за все взыщет, не простит!..
Пока бай Гето сообщал мне эти факты из биографии сврачевского священника, последний уже поравнялся с нами, и я кинул на него взгляд, желая рассмотреть набожную физиономию столь знаменитого священнослужителя. Под батюшкой была прекрасная, крупная гнедая лошадь. Крепкую ременную узду украшали желтые бляхи. К седлу, покрытому грубошерстным сукном темно-пепельного цвета, были приторочены переметные сумы. Потником служил синий коврик из козьей шерсти. Батюшка сидел на коне так ловко и непринужденно, что ему могли позавидовать многие кавалеристы. Он едва касался желтых стремян носками сапог, доходивших ему до колен. На нем были узкие белые брюки из абы и узорчатый кафтан. Красивый лиловый пояс обхватывал его могучую поясницу. Поверх всего был накинут длинный белый балахон из абы, без рукавов. Ворот холщовой рубахи стягивали два белых пеньковых жгута. Черная как смоль, взлохмаченная борода до самых ушей придавала ему вид дикой мужественности. Довольно длинный нос с горбинкой напоминал орлиный клюв. Над черными, горящими, как уголь, глазами изогнулись черные брови, такие густые и широкие, что вполне могли бы служить порядочными усами какому-нибудь юноше. Концы их на висках загибались кверху. Высокий, правильной формы лоб был полуприкрыт черной меховой шапкой. Кроме спускающихся на плечи растрепанных волос да косматой бороды, ничто не указывало на духовный сан верхового. У него не было ни одного седого волоса. Он был высок ростом, широкоплеч. Обветренное, загорелое лицо его дышало здоровьем. Левой рукой он крепко натягивал поводья, а в правой вертел черкесскую плеть. Спереди на седле я заметил кобуры, но имелись ли в них пистолеты и были ли они заряжены, этого сказать не могу. Лошадь священника шла быстрым, ровным аллюром, представлявшим собой нечто среднее между галопом и быстрой иноходью.
Занятый изучением наружности батюшки, я забыл о своем вознице, о съехавшей с дороги телеге и о лошадях. Шум и треск, сопровождаемые руганью бай Гето, заставили меня очнуться. С великим удивленном увидел я, что Буланый сильно брыкает в передние колеса накренившейся на пригорке телеги.
Не имея времени раздумывать над нашим критическим положением, я решил выбраться из повозки, и еще не успел спустить ноги, как в мгновение ока очутился на земле. Поэтому я не заметил, как Буланый вывернул и сломал дышло, как он разорвал супонь и как сам Гето вылез из телеги.
Вся эта вереница событий дошла до моего сознания только после того, как ругательства, щедро изливаемые бай Гето по адресу всадника, вернули меня к действительности. Прежде чем отряхнуть пыль, в которой я вывалялся, я стал искать глазами священника, но тот уже ускакал далеко и промелькнул где-то у въезда в село.
Бай Гето тяжело вздохнул.
Наша несчастная встреча со священником произошла недалеко от села, как раз против въезда в него. На расстоянии брошенного камня от места катастрофы, по ту сторону дороги, виднелось уединенное человеческое жилье, также принадлежащее селу. Да не подумает читатель, что это был дом, пастушья хижина или что-нибудь подобное; нет, это была водяная мельница, составляющая главный предмет моего повествования. Именно с этой мельницы к нам пришла помощь.