Большая игра
Шрифт:
Но точно так же, как недавняя новость Яни о матери Чавдара и Паскала Астарджиевых стряхнула сонное безразличие Крума и прогнала его ленивые, иронические мысли, — так и сейчас четко выстроенный план разваливался, трещал по швам.
Еще утром на пустыре Спас принялся подтрунивать над Иванчо:
— Ну что, толстяк? Прыгаем через речку?
Надо отдать Иванчо справедливость, он безропотно переносил поддразнивания, хотя ни на чью долю не выпадало столько насмешек, сколько на его.
Спас сегодня был явно не в духе:
— А вот и чемпион! — крикнул он, едва показался Дими.
Уравновешенный, сдержанный Дими не любил, когда его так называли или подшучивали над тренировками: втайне Дими мечтал и в самом деле стать победителем в республиканских соревнованиях на сто и четыреста метров вольным стилем в группе юниоров. Он сердито толкнул Спаса плечом:
— Подраться захотел?
— Ну давай, давай! — подзадоривал Спас. — За чем дело стало!
— Тебя что, — оборвал его Крум, — стукнули сегодня по голове?
— Да, мячом, — засопел Иванчо. — Спас у нас с мячом ложится, с мячом встает.
— А ты, толстяк, заткнись! — вскипел Спас.
Шли молча, настроение было испорчено. Время от времени Иванчо громко чихал, резко встряхивая стриженой головой.
— Так будешь чихать, голова отвалится, — поддел его Андро.
— Это от купания, — снова подковырнул Спас. — Расскажи, как раскричался вчера отец, когда тебя увидел. Явись ему сам Ихтиандр, и то меньше бы удивился.
— Покричал, — шмыгнул носом Иванчо, — не без этого. А вообще-то дело в привычке. Дими в какую воду ни купай, ему хоть бы что — закаленный! Каждый день по пять часов в бассейне мокнет.
— По два, — поправил Дими.
— По два так по два, — согласился Иванчо. — Никто не спорит.
Перешли оживленный проспект. Скоро и горбатый мостик. И тут вдруг Иванчо, прижав к себе портфель, прыгнул через бетонный столбик посередине дороги. Но опять не рассчитал свои силы: громкий рев и тонкий, пронзительный, почти поросячий визг огласил долину реки, заглушая все другие звуки.
— Ой, ой! Копчик! Копчик! Точно на кол сел!
Иванчо суетливо бегал по мосту и потирал ушибленное место. Он, видно, здорово ударился.
И годы спустя, стоило Иванчо пожаловаться на боль в пояснице, друзья, посмеиваясь, вспоминали этот злополучный прыжок.
— Не трогайте меня! Не трогайте! — ревел Иванчо. Он тянулся за друзьями, едва волоча ноги, переваливаясь, как утка.
— Приспусти брюки: а вдруг кровь? — испугался Спас.
Иванчо позеленел. Замер. Осторожно пощупал ушибленное место.
— Крови нет, — простонал он. — Но больно.
— Как не болеть! — снова вскипел Спас. — Ну и толстяк же ты! А заодно придурок и синяя лягушка! Знаешь, как тяжел, а туда же — прыгать! Вчера в реку, сегодня на кол, завтра — не знаю куда и откуда.
— С неба, — засмеялся Андро с облегчением. Испуг прошел.
Мальчикам не впервой было падать, они не раз обдирали
— А почему бы и нет? — вступил в разговор Яни. — Станет парашютистом, будет прыгать с неба.
— Не изобрели еще такой парашют, чтобы выдержал нашего Иванчо, — поджал губы Спас. — Уж очень он должен быть большой и опускаться медленно-медленно.
— Много ты знаешь! — жалобно ответил Иванчо. — Разные парашюты есть. И если хочешь знать, ничего не стоит и мне стать парашютистом. Тут важны не килограммы, а смелость.
Крум задумчиво слушал товарищей. Да, у каждого из них своя дорога, свои интересы и мечты. Круму очень хотелось пойти с Дими в бассейн поплавать. Дядя Симчо, отец Дими, конечно, его пропустит. Собственно, Дими первым почти оторвался от ребячьей компании, устремившись к избранной цели. Следующим будет Андро, Крум это чувствовал. Он так упорно занимается музыкой, играет на тромбоне самые трудные пьесы. Там ноты выстроились в три этажа. А как все сложится у Евлоги, Иванчо, Спаса, Яни, у него самого? Не уходит ли с каждым оторвавшимся от компании приятелем частица нас самих? А спустя годы не принесет ли каждая встреча со старыми друзьями частицу незабываемого, невозвратимого детства?
Утро прошло как обычно — уроки, перемены. Крум договорился с Яни идти вместе к Здравке на родительское собрание. Завтра в половине шестого вечера. Обязательно быть в пионерском галстуке.
Это пункт второй плана Крума.
После домашних заданий Крум намеревался заняться историей с «членскими взносами», но события приняли неожиданный оборот.
Кончился пятый урок, все выбежали во двор и только собрались идти домой, как увидели Чавдара.
— Эй! — помахал он рукой. — Крум!
Мальчики остановились.
Чавдар был в своих обычных джинсах, в синей рубашке, на ногах — синие матерчатые туфли. Из заднего кармана у него торчала свернутая трубочкой тетрадь.
— Ты мне нужен, Крум, — позвал Чавдар. — И Яни.
Крум посмотрел на Яни, увидел в его глазах молчаливое согласие. Оба пересекли узкую улочку.
— Бочка! — нетерпеливо крикнул им вслед Иванчо. Ему было больно долго стоять на одном месте, на уроках и то сидел на самом краешке скамьи. — Мы пошли. Ждем вас на пустыре.
Чавдар подождал, пока мальчики уйдут, вытащил тетрадку, разгладил ее ладонью.
— Сядем где-нибудь, а? — предложил он.
Огляделись. Единственное место, где можно было посидеть, низкая бетонная стена школьного двора.
Пошли туда. Сели. Крум удивился, как безропотно подчиняется он воле Чавдара. Видно, чувствуется неотразимая власть сильного характера. Крум всегда восхищался целеустремленной личностью, да и сам мечтал быть таким.
В школьном дворе еще разгуливали ребята, в учительской на первом этаже тоже было оживленно.