Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)
Шрифт:
– Что за ерунда! – удивился полковник. – Как могут мертвые оживать? Это только в фильмах упыри, или, как теперь выражаются, зомби, шляются повзводно или даже армиями. А в жизни, извини, такого не бывает. Вот у меня тут профессиональный патологоанатом сидит – ты на сей счет что скажешь, Сапожников?
– Есть такая штука – летаргус, летаргический сон, – нехотя ответил Николай Ильич. – В тяжелой форме он неотличим от смерти. Сейчас перед вскрытием прежде всего делают энцефалограмму и электрокардиограмму, и если есть хотя бы незримые простым глазом признаки жизни, техника их фиксирует. Но тридцать лет назад в провинциальной больнице
– Отец тоже говорил: мол, из летаргического сна выходили, – подхватил Молотов. – Но самое удивительное, что это происходило только в одном месте – на втором этаже, в углу около лифта.
– Что, люди часто впадали в летаргический сон? – недоверчиво спросил полковник. – Вроде бы это очень большая редкость…
– А там как раз таких случаев много было, – продолжал Молотов. – Может, это и не летаргус был… может, мертвые оживали, настоящие мертвые! Дважды это произошло на глазах у врачей. Один с ума сошел прямо там. Другой свалился с сердечным приступом. Это как раз был мой отец. А третий врач, совсем молодой, помер от ужаса, но ожил, когда каталку с ним поставили в том самом углу. Это увидела лифтерша – и тоже со страху скончалась. В лифте двое суток пролежала – с тех пор туда никто не решался заходить. Так лифт и стоял без пользы, пока вовсе не заржавел и не перестал работать. Потом комиссия какая-то приехала из Москвы – ну, и закрыли больницу. Этот оживший молодой врач пытался бороться, чтобы больницу оставили. Но напрасно. И ее закрыли, и весь народ оттуда разбежался, и из деревни все уехали, и станции не стало.
– Любопытно, – протянул полковник. – Ну ладно, Михаил, спасибо, что позвонил. Пока!
– Погоди-ка! – вдруг воскликнул Сапожников. – Погоди, Михаил. А твой отец не называл фамилию этого как бы ожившего врача, который не хотел, чтобы закрывали больницу?
– Нет, но я могу позвонить и узнать. Может, папа еще помнит.
– Действуй, – сказал полковник.
Через несколько минут снова раздался звонок и голос Молотова:
– Вспомнил отец его фамилию! Доктор Краев его звали. Доктор Краев!
Голос раздался на весь салон, потому что громкая связь оставалась включенной.
Молотов еще что-то говорил, но тут связь прервалась.
Сапожников снова положил телефон полковника под ветровое стекло.
Оба молчали.
Сапожников крепче стиснул футляр с контейнером, в котором находилось человеческое сердце.
Покосился на полковника. Тот в это мгновение тоже повернул голову.
Они смотрели в глаза друг другу и понимали, что им обоим пришла одна и та же догадка. Догадка нелепая, неправдоподобная, невероятная, невозможная, однако они понимали, что теоретически – теоретически! – возможно все.
– Но если все это правда, – тихо сказал полковник, – мы здорово прокололись.
У Сапожникова мороз прошел по коже…
Мрак, который реял за стеной, в первую минуту показался непроглядным и бесформенным, но постепенно начинал приобретать некие очертания.
И Серега разглядел, что костлявая рука, которая не отпускала его футболку, принадлежит какому-то высокому человеку с длинными волосами и бородой, одетому в черную рясу.
Рясу носят монахи…
Монах! Тот самый монах, который передавал через стену, что нужен лифт! Монах, к которому
Так это не доктор…
Это и правда монах!
Монах, который живет в стене!
Живет?.. Или обитает?!
Серега пошатнулся и, наверное, упал бы, но рука держала его крепко. Вдобавок он опирался спиной на каталку, которая, в свою очередь, уперлась в стену и не сдвигалась.
Так что ни падать, ни бежать было некуда.
Захотелось зажмуриться и хотя бы на минуточку представить, что все это снится – как начало сниться в купе, так и продолжает! – но Серега не в силах был отвести взгляд от темных провалов глаз, которые неотрывно смотрели на него.
– Наконец-то ты явился… – повторил монах.
Чем дольше Серега вглядывался в него, тем лучше мог рассмотреть. Вообще как-то мимоходом стало понятно, что темнота почему-то не мешает видеть.
Конечно, можно было запросто умереть от ужаса – и Серега, кажется, чуть было не сделал этого! – но с каждым мгновением он боялся все меньше. На самом деле в монахе не было ничего пугающего!
Ну почти ничего…
Вдобавок с каждой минутой Серега все острее ощущал, что монах ему очень рад – по-настоящему, по-человечески, как другу, – и от этой радости становилось теплей и спокойней.
Вдруг вспомнилось, как прошлым летом Серега и его закадычный друг Валерка Черкизов поехали в Сормово. Это было ужасно далеко, минут сорок на маршрутке от их дома, на другом конце города, в Заречной части!
Они долго-долго там гуляли, по этим незнакомым улицам, чувствуя себя путешественниками в неведомых краях, этакими отважными львами, которые забрели в чужую саванну.
При этом они начисто забыли о времени и вообще обо всем, в том числе о том, что родители не знают, куда отправились мальчишки. Наконец, спохватившись, Серега хотел позвонить папе или маме, но оказалось, что мобильник неведомым образом выпал из кармана. А Валерка свой вообще забыл дома!
Представляя свою печальную участь, друзья возвращались уже не как отважные львы, а как побитые собаки.
Предчувствия их не обманули: Валерке разъяренный отец наподдал-таки по мягкому месту, и очень чувствительно, а Серегу встретил такой скандалище…
Но вот странно: хотя было ужасно неприятно из-за отцовских угроз, хотя Серега еле удерживался, чтобы не заплакать при виде слез перепуганной мамы, хотя ему казалось, что теперь его навсегда лишат всех радостей жизни: в тир не пойдем, в бассейн тоже, покупка нового скейтборда откладывается на неопределенный срок, очередной выпуск «Большой книги ужасов» пока останется в магазине! – все равно, Серега всем существом своим ощущал, что мама с папой не столько на него злятся, сколько безумно радуются, что он нашелся, что он дома, что он стоит тут и выслушивает с виноватым видом все упреки, что он любит родителей и точно знает: они любят его!
Практически то же самое Серега чувствовал и теперь. Все еще тряслись коленки, но страшно уже не было. Казалось, раньше, когда-то давно, он уже знал этого монаха и знал, что его не стоит бояться. Только забыл об этом. А теперь очень рад был вспомнить!
– Ты что, меня ждал? – спросил Серега удивленно.
– А то как же, – сказал монах уже не голосом клубящейся ледяной тьмы, а нормальным человеческим голосом. – Как только предрекли – мол, явится наследок неумытый, чадо из моего седьмого колена, сбросит ковы проклятия, – так и начал ждать.