Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)
Шрифт:
– А потом что было? – быстро спросил Серега, чтобы отвлечь Валентина от новых вопросов, на которые не было ответов.
– Потом я узнал, что этот пес ничей. И он ненавидит пьяных. Как почует запах спиртного – так и бросается вслед. Мужики, им покусанные, конечно, злились и собирались его пристрелить. Но мне он очень понравился, и я забрал его с собой на метеостанцию. Назвал его Гаврюшей. Славный такой был сеттер – красный ирландский, ну не чистопородный, конечно, а сеттер-дворняжка. Но очень красивый, добрый,
Наверное, он чувствовал, что я ему жизнь спас, и был мне настоящим товарищем. Все понимал! Ну просто мысли мои читал! Прожил он со мной до зимы, но однажды пропал.
Я долго искал его в тайге, а нашел… только его голову. Рядом на снегу – медвежьи следы. Медведи иногда зимой из берлог поднимаются – злые, голодные! Они называются шатуны. Бродят по лесу, ищут хоть какую-то поживу. Наверное, Гаврюша почуял, что медведь около метеостанции кружит, и напал на него. Ну и… погиб. Сожрал медведь Гаврюшу.
Ох, как я плакал тогда! Будто лучшего друга похоронил… А на другую ночь этот медведь ломился ко мне в избушку. Но я уже был наготове и застрелил его. Получилось, Гаврюша отплатил мне добром за добро: он как бы предупредил меня об опасности, – но не могу описать, до чего же я по нему горевал! Потом мне напарника прислали, мы, конечно, дружили, но мне до сих пор кажется, что никто меня так не понимает, как понимал Гаврюша!
Малинка на заднем сиденье сидела тихо-тихо, будто уснула. Но Серега видел в зеркальце, как блестят ее глаза.
Может, это слезы блестели? У него у самого тоже непременно навернулись бы слезы на глаза – но в другое время. А сейчас чудилось, будто он слышит голос бабы Нюры: «Хозяин этой псины, что ли, должен приехать? Он приедет, не сомневайся!»
Собачья голова была головой сеттера-дворняжки. Красно-каштанового.
Гаврюша ненавидел пьяниц. От субчиков-голубчиков, Серега помнил, разило спиртным.
Но не это главное! Гаврюша тогда, давно, погиб потому, что хотел спасти хозяина от медведя. А голова набросилась на «врача» и шофера, когда они хотели убить Валентина!
Когда Серега впервые увидел эту голову (тогда он еще не знал, что это только голова, решил, что нормальная собака), она сердито зарычала: ведь Серега подумал, что Валентин за ним не вернется. Она обиделась за Валентина! И как она смотрела на градусник, висевший на стенке…
Уж чего-чего, а градусников для измерения температуры воздуха Гаврюша на метеостанции, конечно, навидался.
Неужели это был пес Валентина? Тот самый Гаврюша? Но как это может быть?! Он же мертвый! И вообще – это одна голова!..
Серега покосился в зеркальце над ветровым стеклом.
Малинка, очень бледная, сидела, глядя в одну точку. Наверное, думала о том же, о чем и Серега.
И тоже твердила про себя: этого не может быть…
А монах выйти из стены – может?!
А
Почему же ее не видел Валентин?!
– Что такое? – вдруг спросил Валентин, притормаживая и останавливаясь. – Слышишь?
И тут до Сереги долетел бой часов.
Впрочем, он немедленно сообразил, что часов с боем здесь никак не может оказаться. Это был колокольный звон.
Удары были мерные, гулкие, казалось, что они раздаются очень близко – и в то же время доносятся откуда-то издалека.
Валентин и Серега шепотом считали:
– Один… три… пять…
Было в этих звуках что-то безмерно тоскливое и в то же время пугающее. Они словно замораживали душу и все вокруг.
Валентин поднял стекло своей дверцы. Серега порадовался, что окно рядом с ним оставалось закрыто: было страшно даже рукой шевельнуть.
Удары стали чуть глуше, но только самую чуточку.
– Восемь… десять… двенадцать!
Полночь. Этот колокол бил потому, что настала полночь!
Колокол?.. Но ведь монах сказал: «Монастырь разрушили, колокольню разобрали на кирпичи, колокол увезли».
Тогда откуда раздавались эти звуки?
Серега замер, сжался. Казалось, сейчас произойдет что-то ужасное…
Но вокруг по-прежнему царила темнота.
Только ветер поднялся, и деревья, подступившие к дороге, сильнее зашумели листвой.
Серега оглянулся. Маринка сидела прямо и неподвижно, но теперь она зажмурилась.
Конечно, ей было страшно.
Еще бы!
Ему тоже.
И Валентину тоже. Потому что голос его дрогнул, когда он сказал:
– Поехали, поехали отсюда!
Он завел мотор, глянул в зеркальце – и вдруг дико вскрикнул.
Серега тоже посмотрел туда – и крик Валентина «Беги!» оказался лишним, потому что и без этого Серега пулей вылетел из машины, не забыв с силой захлопнуть дверцу.
С другой стороны с такой же сверхзвуковой скоростью выскочил Валентин. При этом он успел выхватить из стояка ключи и нажал кнопку на брелоке, заблокировав все двери.
Потом схватил Серегу за руку и оттащил в сторону.
Они смотрели на машину и на то, что было внутри ее, – и не верили своим глазам!
– Как не его сердце?! – изумился доктор, а Сапожников криво усмехнулся.
Конечно, это не было сердце заключенного Краева! Даже могущественный полковник Грушин не смог бы в течение какого-то часа, который был дан доктором Краевым, добыть подлинное сердце из полицейской клиники.
Но жена полковника работала в медицинском университете. Она и взяла из кабинета анатомии учебное пособие – пораженное инфарктом сердце неизвестного и давным-давно умершего человека.