Большая книга восточной мудрости
Шрифт:
– Цзи намерены вступить в войну с Чжуань-юй.
Тогда Конфуций ответил:
– Цю, на самом деле не твоя ли это вина? Ведь Чжуань-юйский владетель сделан был владетелем горы Дунмэн в старину прежним царем, кроме того, владение его находится в пределах княжества Лу и владетель его есть подданный сюзеренного двора. С какой же стати нападать на него?
На это Жань-ю сказал:
– Наш господин желает этого, а мы оба не желаем.
Конфуций сказал:
– Цю, Чжоу-жэнь говаривал: «Покажи силу своего содействия, оставаясь
Жань-ю на это сказал:
– В настоящее время владение Чжуань-юй сильно и смежно с городом Би; если теперь не взять его, впоследствии оно непременно будет предметом беспокойства для потомства семьи Цзи.
На это Конфуций сказал:
– Цю, благородный муж не любит, когда люди умалчивают о своих корыстных побуждениях и непременно приискивают отговорки. Я слыхал, что правители государства и главы домов не беспокоятся о том, что у них мало людей, а печалятся о неравномерном распределении, не опасаются бедности, а опасаются смут; потому что при равномерном распределении богатств нет бедных, при согласии не бывает недостатка в людях, а при спокойствии – невозможно падение государства. Поэтому если отдаленные народы не идут с покорностью, то для привлечения их следует заботиться о просвещении и нравственности, а когда придут, следует предоставить им спокойную жизнь, а не принуждать к военной службе. Теперь вы, Ю и Цю, помогаете вашему господину, а отдаленные народы не покоряются, и вы не в состоянии привлечь их; его государство распадается, народ удаляется и разбредается, и вы не можете сохранить его; а тут задумываете еще поднять войну внутри государства! Я боюсь, что опасность для Цзи-суня не в Чжуань-юе, а в стенах собственного дворца.
Конфуций сказал:
– Когда в Поднебесной царит закон, то церемонии, музыка и войны исходят от Сына Неба. Когда же в ней царит беззаконие, то церемонии, музыка и войны исходят от удельных князей. Когда все это исходит от удельных князей, то редкие из них через десять поколений не теряют власти. Когда все исходит от вельмож, то редкие из них через пять поколений не теряют власти. А когда бразды правления государством находятся в руках чиновников-вассалов, то редкие из них не теряют власти через три поколения. Когда в Поднебесной царит закон, правительственная власть не находится в руках вельмож и народ не участвует в обсуждении дел.
Конфуций сказал:
– Прошло уже пять поколений, как княжеский дом лишился доходов, и четыре поколения, как правление перешло в руки вельмож. Поэтому-то потомки трех Хуаней измельчали.
Конфуций сказал:
– У циского князя Цзина была тысяча четверок лошадей, а когда он умер, то народ не нашел в нем никаких добродетелей для прославления его. Бо-и и Шу-ци умерли с голоду в горах Шоу-ян, а народ доныне прославляет их. Истинно прославляют не за богатство – не то ли это значит?
Учитель,
– Чтобы зарезать курицу, зачем употреблять нож, которым режут быков?
Цзы-ю сказал ему в ответ:
– В прежнее время я слыхал от тебя, Учитель, следующее: «Человек, занимающий высокое положение, если он изучил нравственный закон, любит людей; а если человек, занимающий скромное положение, изучает нравственный закон, то им становится легче повелевать».
Тогда Учитель сказал:
– Ученики мои, слова Яня верны, а прежние слова мои были шуткою.
Учитель сказал:
– Я не люблю фиолетовый цвет, потому что он затмевает красный. Не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает истинную музыку. Не люблю говорунов, ибо они губят государство.
Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу.
Цзы-лу спросил:
– Ценит ли благородный муж мужество?
Учитель ответил:
– Он ставит долг выше всего, потому что человек, занимающий высокое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, занимающий низкое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается разбойником.
Чжоу-гун обратился к Лу-гуну с такою речью:
– Благородный правитель не бросает своих родственников, не доводит сановников до ропота из-за того, что их не используют на службе; аристократию без важных причин не бросает и не ищет всех совершенств в одном человеке.
Цзы-ся сказал:
– Правитель может заставлять трудиться свой народ после того, как приобретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тиранию. Точно так же и правителя можно увещевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие.
Цзы-ся сказал:
– Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу.
Яо сказал:
– О Шунь! Небом установленное преемство царственной власти остановилось на тебе. В управлении следует неуклонно держаться середины (то есть справедливости). Если китайский народ в пределах четырех морей обеднеет, то и благополучие государя прекратится навеки.
С таким же наказом обратился к Юю и сам Шунь, уступая ему престол.
Тан (Чэн-тан), обращаясь к Верховному Владыке, сказал:
– Я, недостойный сын твой Ли, осмеливаюсь принести тебе в жертву черного быка и осмеливаюсь заявить тебе, Верховный Владыка, что император Цзе был виноват и я не смел простить его, а достойные слуги твои мною не сокрыты под спудом. Его (императора) преступления и их (твоих слуг) добродетели зримы тебе, Владыка. В твоем сердце я был избран. Если я лично согрешу, то пусть это не будет вменено в вину моим подданным; если же они согрешат, то вина не должна пасть на меня.