Большая кровь

Захаревич Сергей

Оскудели земли русская, татарская да среднеазиатская богатырями! Русский мужик стал мельчать вовсе не в 1945-м, как утверждает Резун (Суворов), а гораздо раньше.

Затем численность войск, тоже резко, удалось восстановить (за счет кого — я объясняю в главе «Кто заканчивал войну?»): ко второму кварталу 1943 года численность войск составила 6.459.800 человек, а к III — 6.816.800. Но уже в ГУквартале — вновь резкое падение — 6.387.200 человек, а в I квартале нового, 1944, года численность упала еще на 100 тысяч «штыков» — 6.268.600. За счет кого эту численность удалось поднять до самой максимальной за всю войну отметки в 6.770.100 человек (которая к концу войны также безнадежно покатилась под гору).

Таким образом, после Курска

Россия окончательно выбилась из сил, и правбыл Ф. Меллентин, когда утверждал, что если бы не затеянное под Курском идиотское наступление (и не менее глупое его прекращение в самый неподходящий момент), стратегическая ситуация на Восточном фронте даже после Сталинграда элементарно могла быть сведена к «пату» (за счет «эластичной обороны» немцев и чудовищных потерь РККА), а позже — и к перевесу Германии.

«Правда, русские могли восполнить понесенные потери, но боевые качества непрерывно подходивших из района Киева пополнений были невысокими. Приближался день, когда у русских не осталось бы больше никаких резервов.

Это обстоятельство имеет очень важное значение, так как показывает, чего можно было добиться на Восточном фронте, если бы у руководства германскими вооруженными силами находился не Гитлер, атакой человек, как Манштейн. Даже после провала наших наступательных операций 1941 —1942 годов — причем надо сказать, чтомы врядли потерпели бы эти поражения, если бы наша стратегия (в смысле — руководство армией на стратегическом уровне. — С.3.) стояла на должной высоте, — ни в коем случае нельзя было считать войну с Россией проигранной.

Критической точкой явился октябрь 1942 года, когда 6-я армия еще без труда могла быть эвакуирована из района Сталинграда. Осторожные и осмотрительные действия, сочетавшие стратегические отступления и тактические наступательные действия, изматывали бы крупные силы русских и сохраняли нашу собственную живую силу и технику. Русский • принцип вести наступление невзирая ни на какие потери мог обернуться против них и привести к ужасным последствиям.

По моему мнению, мы смогли бы, конечно, достичь на Восточном фронте стратегического равновесия, и не исключено, что разгром 1917 года мог повториться. Даже после катастрофы под Сталинградом еще могла бы остаться некоторая надежда на успех, если бы Гитлер не предпринял рокового наступления в районе Курска» (Мелпентин Ф. Бронированный кулак вермахта, с. 388—389).

Что же до созданной Сталиным системы жесточайшего государственного насилия, которая, по мнению Б. Соколова, тоже будто бы являлась фактором победы, то это далеко не так.

Именно созданная Сталиным система отвратила от Москвы значительную часть населения Белоруссии, Украины и Закавказья (а в Прибалтике практически все население). Именно эта система привела под ружье Вермахта добровольно аж 75 тысяч украинцев с первого же набора в части «Ваффен-СС». Именно она, эта система, заставила населения оккупированной Белоруссии и части России занять выжидательную позицию — чья возьмет? Самое смешное в том, что если бы фюрер объявил на оккупированной части СССР всеобщую воинскую мобилизацию, большая часть граждан, проживающих в указанной местности, столь же покорно пошла бы к немцам, как она пошла в РККА в 1943— 1945 годах.

Кто заканчивал войну?

«Неоспоримо то, что на пути к Берлину русский солдат (курсив мой. — С.З.) зачистил Европу от фашизма. Но мы нелюбим признавать, что на этом освободительная миссия и закончилась. Начался жесткий экспорт советской идеологии и модели развития в Восточную Европу. Со всеми известными нам трагическими последствиями сталинизма: чистками, депортациями, ГУЛАГом. Когда же Варшава, Прага и Будапешт попытались построить

«социализм с человеческим лицом», Москва ответила танками. Советские историки трактовали это как ликвидацию «заговора мирового империализма» (Костиков В. «Тени бронзовых солдат», АиФN9 21 (1386), 23-29мая 2007, с. 5).

Скажут: «Вот она, неприкрытая правда». Вы находите? Поговорим на неожиданную тему — русский ли солдат «зачистил Восточную Европу»?

«Русский воин освободил оккупированные немецко-фашистскими захватчиками братские советские республики, а после — и порабощенные народы Восточной Европы» — таков один из основных посылов советской и особенно «новой» российской историографии. Однако проведенное мною исследование дало любопытные результаты. По порядку.

«Значит, один из них предположительно — левша, а старший, судя по произношению, возможно, — украинец. — Алехин усмехнулся. — Каждый двадцатый в жизни — левша и каждый шестой военнослужа-щи й — украинец» (Богомолов В. О. Момент истины (В августе сорок чет – вертого...). М., 1989, с. 162).

Этоттезис писателя Богомолова в свое время заставил меня задуматься — неужели во всей Красной Армии украинцы составляли лишь шестую часть? На мой взгляд, их должно было быть куда больше. Стало быть, львиную долю составляли русские. Ой ли?

В первом периоде войны — несомненно: бои протекали на территории России и Восточной Украины, подавляющее большинство жителей БССР, Правобережной Украины и Молдавии мобилизовано не было. М. Солонин прав: на оккупированной территории остались 5.631.600 человек из мобилизационных ресурсов СССР (на самом деле еще больше: за три года оккупации призывного возраста достигли и те, кто в 1941-м призыву еще не подлежал). Однако российский историк не отследил судьбу этих самых миллионов, не призванных в 1941 -м. Неужели он действительно полагает, что их так и не призвали?

По данным статистического исследования «Россия и СССР в войнах XX века», за годы войны из населения было изъято (призвано в вооруженные силы): в России — 19,2 % трудоспособных граждан (22% с учетом призванных перед войной), в каждой из республик Закавказья, Средней Азии и в Казахстане — более 18%, в Белоруссии — 11,7%, в Украине — 12,2 %. Что означают эти цифры? Поясню на пальцах.

Разделите все население государства на четыре части (в среднем по 25% каждая): детское (до 16 лет), пожилое (свыше 50 лет) и трудоспособное (отдельно женщины и мужчины). Атеперь отнимите вышеуказанные «проценты» от исходных 25 % (боеспособные мужчины от 18 до 50 лет; ведь и дураку понятно, что забирали почти одних только мужчин) и вы поймете, что в самых крупных республиках СССР «под ружье» выскребли большую часть трудоспособных мужиков.

Возьмем ту же Белоруссию, у которой якобы было изъято 11,7% от 25 («якобы», потому что данные по Украине и Белоруссии реальности не соответствуют, но это отдельная тема). Итак, в БССР под ружье «изъяли» 11,7%. Но когда же их могли «изъять», если в 1941-м большую часть призвать не успели, а со второй половины 1941 — по конец 1943 годов республика была оккупирована? Правильно — их изымали, в массе своей, с середины 1944-го по весну 1945-го. Вот тут и начинает проясняться любопытная картина: 11,7% это почти 1 млн 200 тыс. «штыков». Но, согласно тому же статистическому исследованию, среднемесячная списочная численность Красной Армии в период 1944—1945 гг. составляла 6,3—6,5 млн бойцов. 1,2 млн от 6,3 — это же ого-го! Выходит, что каждый шестой в «армии Победы» был белорус, а не украинец.