Большая судьба
Шрифт:
Так, изо дня в день, потянулись терзания. Аносов чувствовал смертельную усталость и сильные головные боли от удушливых газов, но не уходил из цеха. Только старый, привычный ко всем невзгодам Швецов не уступал ему в терпении.
– Ты бы, Петрович, прилег, а я поворожу!
– уговаривал он инженера, который, стиснув зубы, наблюдал за тиглями.
Татьяна Васильевна не могла уговорить мужа днем приходить домой; пришлось обеды посылать в цех. Судки и хлеб в чистой скатёрке приносила бойкая и смешливая служанка Матреша. Жене это было не по душе, и она
– Павлуша, подумай, что ты делаешь? Ты ведешь себя, как простой мастеровой, которым жёнки приносят горшок щей!
– Ну, милая, до простого русского мастерового мне еще далеко! протестовал он.
– Для того чтобы им быть, надо овладеть мастерством. Посмотри на Швецова, у него огромный опыт! Знания у меня кое-какие есть, а вот опыт еще нужно перенять...
Татьяна Васильевна сердилась, хмурилась, капризничала.
– Почему все горные живут, как люди? У них семейные вечеринки, а ты всё в цехе и в цехе!
– жаловалась она.
Аносов ласково брал жену за плечи.
– Погоди, добуду булат, устроим пир на весь мир!
– обещал он.
– Ты поседеешь, а несбыточное не случится!
– безнадежно отвечала она.
Что на это можно было сказать? И без того на душе Аносова было тревожно и тяжело. Он и сам понимал, что отдает делу лучшие молодые годы.
"Но как же иначе? Дело-то ведь большое!
– раздумывал он.
– Молодость прекрасна; пока много сил - только и творить чудесное. Надо прожить эти годы так, чтобы не краснеть в старости!"
И Аносов снова принимался за работу. Дни проходили стремительно, он похудел, на лице слегка огрубела кожа. Жена примирилась или, по крайней мере, делала вид, что это так. За вечерним столом она ерошила ему волосы и ласково приговаривала:
– Мастеровой ты мой, мастерко...
Восьмой опыт принес небольшую радость: сталь чем-то напоминала булат. Павел Петрович записал в журнал:
"Ковалась, но отчасти не проварена. По вытравке серною кислотою на ней оказались узоры".
Инженер и литейщик долго рассматривали полученный сплав. Швецов одобрительно крякал:
– Еще немножко, и, может, сбудется наше!
– Нет, еще далеко до настоящего!
– с огорчением сказал Аносов.
– Узор не тот, мутен, не радует глаз.
Слиток отнесли начальнику оружейной фабрики Ахте. Сухопарый, длинный, в больших очках, он низко склонился над сплавом и долго внимательно изучал его: вертел, взвешивал на руке, стучал молоточком, вызывая улыбку на лице Аносова.
– Это не есть действительно булат!
– наконец с важностью изрек он. И ваш метод не даст желанный результат. Вам, господин офицер, надлежит следовать примеру столь известного ученого Фарадея!
– Ахте величественно поднял длинный, сухой перст, как бы подчеркивая этим непоколебимость своего суждения.
– Я ведь пробовал идти путем Фарадея!
– хотел запротестовать Павел Петрович, но в эту минуту начальник фабрики добавил:
– Учтите, господин офицер, сей ученый сейчас пошел дальше, он прибавлял к железу платину и получил весьма
Павел Петрович склонил голову.
– Хорошо, я проверю и этот опыт господина Фарадея.
Уходя от Ахте, он понял, что трудно ему будет опровергнуть выводы мирового ученого. Но внутреннее чувство говорило ему: "Будь смелее, дерзай!".
Фарадей много лет жизни отдал поискам открытия секрета булата. Он думал, что тайна кроется в посторонних примесях к железу. Химический анализ индийского вуца* показал ученому, что в составе таинственного сплава имеется алюминий. И Фарадей поверил, что алюминий и явился источником узоров на булате. Ахте тоже сказал Павлу Петровичу правду: Фарадей, прибавляя к железу серебро и платину, получил прекрасные сплавы. Особенно хорошими свойствами обладал сплав с платиной. И всё-таки это не был булат!
_______________
* В у ц - один из видов булата.
Аносов продолжал опыты. Выполняя приказ Ахте, он добавил в сплав пять золотников платины. Это был десятый по счету опыт. Время плавки длилось час двадцать минут, но Аносову казалось, что прошла вечность.
"Неужели Фарадей прав?" - думал он.
И когда Швецов закончил плавку, Павел Петрович долго разглядывал полученный металл, присматривался к самым ничтожным его изменениям.
В журнале Аносов записал: "Дутье ровное: ковалась, но при малом нагреве и медленно. По испытании оказалась твердою и годною на тонкие инструменты. По вытравке слабою серною кислотою на ней оказались узоры".
– Что ж, сталь неплохая, - одобрил Швецов.
– Но заметь, Петрович, это не брат булату!
Они снова принялись за опыты, и лишь на пятнадцатом решили еще раз проверить Фарадея. Теперь в сплав добавили десять золотников платины. Тут уж заволновался и Швецов. Всегда спокойный, терпеливый, он вдруг загорелся юношеским задором:
– А что будет, Петрович, если мы, златоустовцы, да нос утрем Англии?
– Шапками закидаем, так, что ли?
– насмешливо сказал Аносов.
Старик смутился, понял: не о похвале идет речь, а о борьбе за лучший сплав. Кто будет обладать им, тот и сильнее!
Плавка продолжалась, как обычно, час двадцать минут. Долго проверяли себя. Сдерживая волнение, Аносов записал в журнал показания опыта:
"Ковалась хорошо, но тверда, при закалке поверхность темнее; весьма хороша по остроте и стойкости. Узоры явственнее прежних, но различны от булатных".
Выходит, английский ученый Фарадей ошибся. Тайны булата он не открыл. То, что он принял за булат, только улучшенная сталь, а не булат.
О результатах опыта Аносов очень корректно написал в рапорте начальству. Между тем опыты продолжались. Стремясь постигнуть тайну булата, Павел Петрович исследовал влияние марганца, хрома, титана, серебра, кислорода на сталь. Он тщательно изучал, как отражаются на качестве металла различные вещества, содержащие углерод. В виде присадки он добавлял золу растений, чугун, графит, слоновую кость.