Больше, чем что-либо на свете

Инош Алана

Всё, что ей оставалось – это самой обернуться волчицей, зарычать и угрожающе вздыбить шерсть на загривке. Хватит ли сил на оборону, она не знала, но собрала их все в один жгучий комок ярости.

«Не приближайся... Я не хочу, уходи!» – выстрелила она в зверя мыслью-предупреждением.

Тот смотрел на неё синими льдинками немигающих глаз.

«Но госпожа, а как же потомство? Разве ты не хочешь детишек?»

«Не притрагивайся ко мне! – рыкнула Рамут. – Оставь меня в покое!»

Зверь даже не думал повиноваться – наоборот, бесшумно и мягко надвигался, обдавая Рамут

голубой вьюгой взора.

«Успокойся, госпожа, всё будет хорошо, тебе понравится... Это будет незабываемо, поверь мне!»

Прыжок, отчаянная борьба – и зверь придавил Рамут своим поджарым, но могучим, мускулистым телом. Постель была на его стороне: она будто превратилась в зыбкое болото, которое затягивало волчицу и не позволяло выкарабкаться из-под голубоглазого негодяя. Зажатая в ловушке между коварно податливым ложем и похотливой серой тушей, Рамут барахталась и билась, но силы подводили её. Зверь был уже внутри, орудовал в ней, с животным неистовством вторгаясь и разрушая её целомудрие. Его пасть держала её за загривок, чудовище частыми, непрерывными толчками вбивалось в неё, а она тщетно пыталась сбросить его с себя. Он был отвратителен ей до тошноты, до утробного воя, до чёрного удушья. Напоследок она умудрилась извернуться и впиться клыками в его плечо...

...Рамут металась в смятой постели, с хрипом скаля зубы. Не было серого чудовища с глазами-льдинками, не было грубой, ужасной случки – иного слова для этого звериного соития не подбиралось. Ничего не было, только сердце истошно кричало и билось под рёбрами, а ночная сорочка прилипла к взмокшей коже. Пот лил ручьями – холодный и липкий. Сон?.. Явь?.. Рамут шарила по простыне руками, захлёбываясь судорожным дыханием, и озиралась обезумевшими глазами. Вук побывал здесь или просто приснился? Она укусила его, но крови на постели не осталось ни капли. Сон... Значит, всё-таки сон. Вот почему она не могла толком защититься и нанести удар хмарью: всё по законам кошмара.

Рамут долго дрожала, утихомиривая дыхание. Велев дому снова разжечь камин и подать ей чашку отвара тэи, она обводила взглядом книги: они умиротворяли, успокаивали. «Всё хорошо, хозяйка, ничего не было, это только сон», – утешали они.

На книжных корешках плясал тёплый рыжий отблеск огня, отвар согревал взбудораженное и стиснутое до боли нутро. Вук вторгся в её сон, или это просто её страх перед близостью принял такой жуткий вид? Сейчас Рамут не могла понять решительно ничего. Уже близилось утро, и она не стала пытаться уснуть снова: боялась нового кошмара.

Ровно в шесть в спальню постучались. Рамут вздрогнула от голоса Вука:

– Госпожа моя, ты уже проснулась? Я могу войти?

Сон яростными вспышками толкнулся в сознание, перехватывая дыхание, но Рамут совладала с собой. Подчинив себе стиснутое, пересохшее горло, она отозвалась хрипло:

– Я не сплю. Входи.

На пороге показался не серый огромный зверь, а опрятно одетый и застёгнутый на все пуговицы Вук. Белые кружева он заменил повседневными, чёрными, и только атласные канты по швам и такие же отвороты рукавов оттеняли скромное сукно его кафтана. Почтительно замерев перед кроватью на мгновение,

он поклонился.

– Доброе утро, моя драгоценная супруга. Увы, праздник кончился, возвращаются будни... Мне пора на службу, но я не могу не разделить с тобой завтрак.

В спальню влетел низенький столик, накрытый на двоих. Поймав его, Вук поставил его на кровать и присел рядом с Рамут.

– Хорошо ли тебе спалось, моя прекрасная госпожа? Как твоё самочувствие? – осведомился он, разливая отвар.

«Чудовище, мерзкое чудовище», – хотелось крикнуть Рамут, но её губы лишь вздрогнули и согрелись душистым отваром. Вук ел яичницу с тонкими ломтиками поджаренного мяса, а для Рамут завтрак был приготовлен с учётом её вкусов: горячая каша с тающим кусочком сливочного масла, сырные лепёшечки и запечённые корнеплоды.

– Благодарю, хорошо, – ответила Рамут. Голос прозвучал сухо и бесцветно.

После завтрака стало ясно, что догадка насчёт «наблюдения и опеки» подтвердилась: по приглашению Вука в комнату вошли и поклонились два неприметно одетых господина.

– Это Хоррем и Ирдо, – представил их Вук. – Они останутся в доме до моего возвращения и окажут тебе любую помощь. Можешь им всецело доверять. Они не дадут на тебя ни пылинке сесть, ни ветру повеять. Что бы тебе ни потребовалось – явятся по первому зову.

Попрощавшись, Вук ушёл, и Рамут осталась одна. Просить соглядатаев о помощи она не хотела, а потому кое-как оделась сама и убрала волосы в косу. Понимая пользу движения, она принялась понемногу разминаться: поднимала тяжёлую книгу, прохаживалась по комнате, открывала окно и дышала свежим воздухом. Во время второго завтрака её навестила Ульвен, и Рамут обрадовалась ей, как лучику света.

– Что это за господа у вас сидят? – спросила рыжеволосая навья. – Такие неприятные... Зыркнули на меня – думала, испепелят взглядами!

– Это супруг ко мне приставил... помощников, – усмехнулась Рамут.

– Ясно, – хмыкнула Ульвен. – Ну что ж, поздравляю ещё раз с законным браком... Как ты тут? Встаёшь понемногу?

– Благодарю, стараюсь двигаться, – кивнула Рамут. – Постоянное лежание расслабляет ещё хуже.

– Вот и правильно, умница, – одобрила Ульвен. – Озноб не беспокоит?

– Кажется, он ушёл, – подумав, ответила девушка. – Только слабость ещё довольно значительная.

Опираясь на руку подруги, Рамут показала ей дом. Ульвен похвалила врачебный кабинет и выкурила трубочку бакко, после чего засобиралась в Общество.

– Я скажу Эрльрид, чтоб заскочила к тебе днём, – сказала она. – Молодцом держишься... Давай, не раскисай тут и поправляйся.

После полудня привезли вещи, но у Рамут пока не хватало сил всё разобрать и разложить по местам. Одежды, обуви и белья у неё было, впрочем, немного, основную часть скарба составляли книги по врачебной науке, конспекты лекций, рукописи. Гипсовый скелет носильщики немного повредили при доставке – на черепе красовалась свежая вмятина.

Потом Рамут навестили Темань и Эрльрид, они-то и помогли ей разобраться с вещами, после чего остались на обед. Соглядатаи сидели за общим столом, но не произносили ни слова.