Большие дела

Ромов Дмитрий

– Женитьбой?
– ошарашенно переспрашиваю я.

– Да, - серьёзно отвечает он и, не сдержавшись начинает хохотать во весь голос, приговаривая сквозь смех, - испугался, брат, испугался…

Просмеявшись, он выходит в прихожую и через пару минут возвращается. Он уже не смеётся, но на лице его ещё сохраняются едва читаемые следы недавнего веселья.

– Сейчас придёт на пироги с яблоками. Она материн пирог ни за что не пропустит.

И действительно, не успеваю я съесть половину своей порции пирога, который действительно очень и очень хорош,

появляется Валя.

– О, а этот чего здесь делает?
– сердито спрашивает она.

– Наслаждаюсь пирогом твоей мамы, - с улыбкой отвечаю я.
– Тебе обязательно нужно попробовать. Яблоки сохранили упругость и не раскисли, не превратились в кашу. Бисквит воздушный, нежный и очень сочный, будто пропитанный сиропом. Если его сжать, он склеится. Восхитительный. Сладкий с кислинкой, ароматом ванили, корицы и лимона. Настоящий шедевр.

– Ого, это я что ли такой испекла?
– входит на кухню сухощавая и немного чопорная жена Романа.

– Нашёлся тут поэт, - сердится Валя.
– Мы и без тебя знаем, что мамин пирог самый вкусный. Ты чего пришёл?

– Я позвал, - усмехается Рома.

– За такие слова я тебе с собой дам пирога, - милостиво сообщает мне Марина.

– О, спасибо, я и не смел надеяться.

На какое-то время собрание превращается в семейное чаепитие. Но вскоре, приготовив мне свёрток, Марина уходит, и мы остаёмся втроём.

– Слушай, Валюха, - говорит Рома.
– Ты на Егора не дуйся. Он тут в передрягу попал, на него поклёп возвели и арестовали, хотели повесить убийство милиционера. Слыхала, здесь рядом с нами, у «Орбиты» убили? Так что ему не до гостей было.

– А сам он что, не мог объяснить, без адвокатов?

– Так, ты не зарывайся тут!
– чуть повышает он голос.
– Я тебе ситуацию объясняю, а не защиту выстраиваю. Все мы одно общее дело делаем, так что примешивать сюда личные обиды и глупости не надо.

– Общее дело - это победа коммунизма что ли?

– Не юродствуй!

В Валиных глазах вспыхивают и тут же гаснут злые искорки. То, что отец даёт ей нагоняй и делает мини выволочку при постороннем, её злит, но она берёт себя в руки. Собственно, эти искорки, наверное, мне предназначаются.

– Куда вы хотите его законопатить?
– спрашивает про Эдика Валя.

– Подальше, - с улыбкой отвечает её отец.
– Чтобы публично почёт и уважение, а на деле, чтоб ушёл и не вернулся

– Хм… и когда?

– Чем раньше, тем лучше.

– А не боитесь, - качает Валя головой, - что он там наберёт авторитета и, вернувшись в славе, начнёт мстить?

– Там видно будет, - пожимает плечами Роман.

– Будем принимать решения по мере поступления проблем, - добавляю я, чем вызываю появление на лице Вали гримасы в духе «тебя вообще не спрашивают».

– Ладно, - говорит она.
– У нас формируется отряд железнодорожников, люди набираются по всей области. Место назначения Тында. Там в начале года будет открываться управление Байкало-Амурской железной дороги, так что специалисты позарез нужны.

–

Но он не так, чтобы очень специалист, - с сомнением говорю я.

– Для «Комсомольского прожектора» навыков хватит, - отвечает Валя.
– Тем более, что он с железной дороги начинал комсомольскую работу. В Тайге был комсоргом.

– Тогда, прямо, то что доктор прописал. Выделишь нам путёвочку?

– Так и быть, - кивает она.
– Проводи бюро и давай, выдвигай его кандидатуру. Главное, чтобы он сам не возражал.

– Если не согласится, мы его из комсомола попрём, - отвечаю я.
– А с таким клеймом сами знаете. Спасибо, Валь, это прямо то, что нужно.

– Спасибо, - передразнивает меня она.
– Ты теперь мой должник, а объяснения, как ты забыл, что обещал всё ещё нужно предоставить. Лично, устно и со всеми вытекающими. Ясно тебе?

Ясно, конечно. Яснее не бывает. Я молча улыбаюсь и даже подмигиваю. Выкрутимся как-нибудь. Где наша не пропадала, да?

Выйдя от Куренковых, я забираюсь в свой зелёный фургон и даю команду отправляться. Проехав пару сотен метров по Красной и повернув на Арочную, мы едем мимо «Орбиты», где разыгрались недавние события.

Внезапно нас обгоняет тёмно-горчичный «жигуль» одиннадцатой модели. Ночные гонщики обходят нас на форсаже и, твою ж дивизию, резко тормозят, ставя тачку поперёк дороги. Пассажирская дверка тут же открывается.

– Пригнись!
– командую я водителю.

– А?
– сначала не врубается он, но увидев, как из машины выскакивает человек с пистолетом в руке, без дальнейших объяснений ныряет под приборную панель.

Я тоже, но прежде, чем сползти под сиденье, успеваю рассмотреть этого ассасина. Весь в чёрном, в короткой куртке, с натянутым капюшоном, словно явившийся из дешёвого боевика будущего. Лицо разглядеть не успеваю, замечаю только восточный, немного раскосый разрез глаз.

Лишь только я соскальзываю вниз, стекло взрывается мелкими осколками, хрустальными или даже алмазными брызгами, переливающимися в свете тусклых уличных фонарей, как в фантастически прекрасном калейдоскопе.

Звука выстрела я не слышу, только наблюдаю за его последствиями. Затем раздаётся несколько щелчков, похожих на то, когда пулька попадает по металлической мишени в тире. Щелчки такие же, только значительно громче. А потом в полной тишине хлопает дверь машины и раздаётся визг срывающихся с места колёс.

– За ними!
– отдаю я новый приказ.
– Ребята, все целы?

– Кажется… - доносится из салона неуверенный голос.

Водитель восстаёт из-за панели и, сев на сиденье, сразу подскакивает. Всё кресло усыпано битым стеклом. Я срываю куртку и бросаю ему под задницу.

– Погнали!
– кричу я.
– Погнали!!!

«Ерофеич» рвёт с места, как ракета «Союз». Меня отбрасывает назад, но я успеваю подставить руки и опереться о спинку пассажирского кресла. Перебираюсь в салон, где парни приходят в себя, стирая с лиц кровь, от осколков.