Большие люди
Шрифт:
Белье снимать не хочется, оно кажется ей волшебным. В этом году Люсе дарят какие-то совершенно удивительные подарки.
В гости она оделась довольно скромно. Черные брюки, темно-розовая атласная рубашка свободного покроя. Потому что под всем этим было ОНО! И пусть этого не видно никому снаружи, она-то его чувствовала. Гладкий шелк и мягкое кружево. Этого ей самой более чем достаточно.
Дверь ей открыл Григорий. Это уже привычно. И на нем привычный
— Привет, — она шагает через порог.
— Привет, — улыбается он. А потом, нерешительно качнувшись, наклоняется и все-таки прикасается к ее щеке твердыми губами. И теплым выдохом на ухо: — С днем рождения, Лютик.
— Спасибо, — удивительно, как ей удается говорить. Еще более удивительно, как удается устоять на ногах, когда его руки касаются плеч, помогая снять куртку. И как она вообще собирается с мыслями для ответа ему.
— Люся, ты, как всегда, ослепительна.
— Спасибо, — слабо повторяет она. — А где Жора?
— Слушай, тут такое дело… Встреча у него вдруг наклюнулась. Там его товарищ прилетел из Москвы, однокашник. Гошке с ним переговорить срочно надо, а тот на пару дней прилетел всего, тоже на день рождения, к отцу, правда. Жорка обещал постараться побыстрее закончить и прискакать. Так что вот…
— Жаль… — она смущена. Это что, они с Гришей останутся вдвоем?
— Ну, извини.
— Да ничего страшного, — она справляется с собой.
— Вот и я так думаю, — вдруг усмехается Григорий, — что я не страшный. И даже не кусаюсь. По воскресеньям.
— Я тоже, — в тон ему отвечает она, окончательно придя в себя. — Не кусаюсь. Отучили.
— Кто посмел?!
— Мама и бабушка. Говорят, в свое время я была настоящим проклятием всей ясельной группы.
Он смеется. И сразу вдруг становится легко и просто.
Стол накрыт в гостиной. На троих все-таки. Шикарный букет кремовых роз в центре, который снова заставляет сердце предательски екнуть. А перед ней еще и стул отодвигают, все как положено, Григорий Сергеевич демонстрирует образец воспитанности.
— Как машина? — Гриша отдирает фольгу от бутылки с шампанским.
— Ой, просто отлично! Не машина — сказка!
— Я рад, — разливает шампанское, отмечая про себя, что надо бы сказать Леониду, чтобы не торопился с возвращением девственности Мане. Пусть Люся еще покатается, раз ей так нравится. — Ну, за тебя?
— Спасибо, — дежурно отвечает она. Тоненько звякает богемское стекло, Люся отпивает шипучую холодную жидкость. Вкусно. Совсем не то, что они пили дома на Новый год. И решается посмотреть ему в лицо. Григорий едва пригубил из бокала и смотрит на нее как-то… задумчиво.
— Гриша, а ты почему не пьешь? Хорошее шампанское, очень вкусное, — и, уже набившим оскомину: — Спасибо.
— Да хоть какое бы хорошее ни было — не люблю, — усмехается он и ставит
— Не любишь шампанское? — совершенно искренне удивляется Люся.
— Терпеть не могу! Сладкое, с пузырьками… бррр! — он совершенно натуралистично строит недовольную гримасу.
— А мне нравится!
— Ну, вот и пей. Для тебя и стоит оно здесь.
— Ой, — Люся вдруг спохватывается, — ты что, думаешь, я одна целую бутылку выпью?!
— Ну, — он усмехается, — я тебе немножко помогу.
Еда вкусная, разговор интересный. А неловкость растворяется в пузырьках шампанского, которым методично наполняет бокал ее собеседник. И лишь когда бутылка пустеет, Люся понимает, что это почти целиком и полностью ее заслуга. Но чувства вины это не вызывает. На душе легко и весело, она чувствует себя фантастически непринужденно.
— Гриш?
— Да?
— Тащи фотографии.
— Для взрослых? — он выгибает бровь, едва уловимо улыбаясь.
— Нет! — хохочет Люся. — Детские. Ваши — твои и Гошкины. Есть у вас?
— Да есть где-то у Жорки, — усмехается Георгий. — А зачем тебе?
— Хочу на вас маленьких посмотреть. Интересно, какие вы были.
— Да что там смотреть, — пожимает он плечами. — Такие же, как все в детстве — смешные и глупые.
— Все равно — хочу! — капризно надувает губы Люся. — Неси!
— Хорошо, — он прячет улыбку. Она такая забавная сейчас. — Пойду, поищу.
А потом они смотрят альбом с фотографиями, устроившись на диване. Смотреть интересно, а сидеть с ним так рядом, так близко — просто до мурашек волнительно. Он большой и теплый, а фотографии… Ей и вправду любопытно.
Гоша был прав — они совсем не похожи на мать. Фотографий отцов почему-то нет в альбоме, но с матерью у обоих сыновей нет ничего общего. Хотя — нет… Вот этот взгляд, ухваченный фотографом на одном из снимков: упрямый, исподлобья — этот взгляд Люся видела. У Гриши взгляд матери. Взгляд человек, который всегда поднимается с колен, раз за разом, сколько бы его жизнь ни роняла. А он все равно встает, потому что по-другому — не может. И Люсе вдруг становится жаль, что ей уже не при каких обстоятельствах не выпадет шанса познакомиться лично с этой удивительной женщиной, воспитавшей двух таких разных, но таких замечательных сыновей.
— Она, наверное, была… — начинает нерешительно Люся, — очень сильной женщиной…
— Ей не очень повезло в жизни, — Гриша, наклонив голову, рассматривает фотографию матери: в косынке, у костра — это они ходили в лес по грибы. — Непросто ей пришлось. Но она всегда справлялась и никогда не жаловалась.
— Скучаешь по ней? — вырывается вдруг неосознанно и неправильно.
— Привык, — пожимает плечами он. — Деваться все равно некуда. — А потом закрывает альбом и поднимает на нее глаза: — Ну, что? Твоя душенька довольна?