Большие Надежды

Оськина Варвара

Флор понимала. И Флор подняла голову, чтобы в последнем рывке добраться до шершавой бетонной стены. Пальцы коснулись нагревшегося от излучения камня, оцарапались об острые грани последнего детонатора, щелчок… И она обессиленно упала на спину, закрывая глаза.

В её мире было по-прежнему тихо, только шелестела вода, да дыхание Артура ровно и мерно чуть щекотало волосы на макушке. Было так хорошо и спокойно, словно вот так оно теперь будет всегда. Она слышала, что он что-то шептал, но не могла разобрать слов и подняла руки, желая обнять, прижаться чуть крепче, раствориться в этом тепле, но…

Вместо чуть шершавого кителя пальцы сомкнулись на чём-то холодном, и в сладкий, невозможный никогда мир Флор ворвалась какофония звуков. Вой оглушал с такой

силой, что она застонала. Грудь словно вспороло, стоило попытаться вздохнуть, а потом тело скрутила невыносимая рвота. В последний момент Флор успела перевернуться со спины на живот, прежде чем из неё хлынула кровь вперемешку с чем-то неведомым. Может, там были внутренности, может просто слюна. Она застонала, а потом снова ощутила холодное прикосновение, что было так неприятно настойчиво. Чуть повернув голову, Флор попробовала разлепить уже засыпанные песком веки и вдруг увидела глиссер. Его чёрная морда зачем-то пыталась подцепить её руку и толкалась в ладонь так настойчиво, что пальцы невольно сомкнулись на каком-то торчавшем в обшивке выступе.

Дурачок…

Думать, как он здесь оказался сил уже не было, да Флор и не хотела. Она чувствовала, как её тащит куда-то прочь от стены, а потом перед глазами всё стало ярко-оранжевым. Под закрытыми веками вспыхнуло солнце, на тело рухнуло что-то тяжёлое, прежде чем под ней будто разверзлась земля. Раздался оглушительный грохот, мир на мгновение вспыхнул, а последней мыслью вдруг стало, что Артур обязательно позаботится о тех белых цветах. Ну а потом…

А потом жизнь закончилась.

***

Глиссер остановился около белых пирамид, что словно зубы торчали из покрытой коричневым пеплом земли, и Артур спрыгнул на землю. Удивительно, но эта защитная дрянь устояла. Только ржавые колья по-прежнему топорщились в стороны, готовые нанизать на себя первого подвернувшегося. Они чуть закоптились, немного погнулись, но не утратили своей убийственной силы, в чём ему удалось убедиться буквально через несколько очень тяжёлых шагов.

Артур медленно подошёл к лабиринту. Впереди ещё трещало взмывавшее в небо пламя, что среди сохранившегося остова напоминало заключённое в клетку солнце, но его жар уже опадал. И на фоне этой весёлой огненной пляски повисшее на тех самых кольях чёрное тело казалось насмешкой над ним. Над этим миром. Над всей чёртовой жизнью. Артур стянул с себя маску и на мгновение зажмурился, прежде чем снова посмотрел перед собой.

Тело Герберта, чуть обугленное и дымящееся, болталось, вскинув руки словно в приветствии. Оно будто хотело кого-то обнять, и лишь странно болтавшаяся голова с переломанной шеей, не давала окончательно обмануться. Остановившись с ним рядом, Артур ещё долго не мог заставить себя посмотреть на пробившие тяжёлый доспех железные колья, что торчали из живота, груди и обеих рук. Сила «Тифона» была так велика, что с ней не справился даже прочный доспех Карателя. Артур резко выдохнул и коснулся одного из торчавших штырей. На них не было крови. Видимо, та сгорела или высохла от жара взорванного Генератора, сделав ржавчину чуть темнее. Вот и весь след… Неожиданно трепыхавшаяся на лёгком ветру светлая прядь, что торчала сквозь выбоину в оплавленной маске, вынудила поднять голову. Осторожно заправив ту за острый углепластиковый край, Артур осторожно подхватил тяжёлое тело Льюиса и стянул его со штырей. Рядом кружил старый глисс Варда, что подъехал чуть ближе в ожидании своего печального груза.

– Жди меня неподалёку от Убежища, – пробормотал Артур и вдруг со всей силы зажмурился, не представляя, как сказать Джуди. Как поддержать… Как вообще можно справиться… Он покачал головой. – Я должен сам.

Глиссер согласно моргнул единственной фарой, а Артур отвернулся и посмотрел на огромное шипастое поле с выжженной и всклокоченной землёй. Он не хотел туда идти. Не мог. Не находил в себе ни смелости, ни сил столкнуться с тем, что сам натворил! Но тело сделало шаг, затем ещё…

Ноги ступали привычно легко, вздымая за собой облако пыли и

пепла, что оседало на сапогах. Артур понимал, что увидит. Знал. Но всё равно не был готов, когда, обогнув пышущий жаром бетонный остов, споткнулся о незамеченный камень и резко остановился. В ушах взвизгнула кровь, или это был его собственный крик? Безмолвный. Внутренний. Он заходился в нём, хотя рот его был плотно закрыт. И всё же лёгкие разрывало. Их мололо в клочья, пока Артур медленно приближался, даже не понимая, как ещё может идти. Почему он не ползёт. Почему не катается по укрытой пеплом земле в попытке выцарапать свои же глаза, чтобы не видеть… Не запоминать! Не представлять никогда в безумии бессонных ночей! И всё же он шёл. Он смотрел. Он видел. И он кричал.

Флор лежала, закинув за голову руку, словно устала. Словно она вот-вот повернёт свою голову и откроет глаза, чтобы опять ему улыбнуться. И, возможно, именно это сыграло с Артуром настолько жестокую шутку, потому что лишь на мгновение, но ему показалось, что… Он подбежал к ней и бухнулся на колени, подхватывая на руки безвольное тело. Лёгкое, совсем не задетое бушевавшим рядом огнём. Только чуть оплавились волосы на макушке, и Артур прижался к ним своими губами. Он знал, что о чём-то её просил. Понимал, что умолял, кричал, звал, пока в ушах всё стоял нестерпимый нарастающий звон. Стянув перчатки, Артур гладил ещё тёплую кожу, целовал веки и молил то ли её, то ли вселенную открыть глаза, посмотреть на него. Потому что верить не было сил. Никаких.

И судорожное дыхание разрывало чуть ли не пополам, пока он, скрючившись над совершенно равнодушным ко всему телом, всё шептал и шептал какие-то глупые просьбы и обещания, пока всё вдруг не закончилось. Будто внезапно лопнул какой-то пузырь, и в построенный им вакуум из надежды не ворвались чужеродные звуки. Грубые, отрезвляющие так больно, что он на миг замолчал, стиснул безвольное тело сильнее, а потом заорал. Глухо, гася свою боль в пахнувших кровью и пылью вьющихся волосах, которые попробовал ласково растрепать ветер, но испуганно шарахнулся от Артура прочь. А он хаотично покрывал её лицо поцелуями и зачем-то попытался укрыть, спрятать в складках своей красной мантии, как делал много раз прежде. Будто это могло бы помочь… Будто он не опоздал, и вот сейчас Флор обнимет в ответ, спрячет лицо в сгибе плеча и засмеётся. Он даже подтолкнул её руку, словно пытался помочь… Но… Но…

Артур замолчал, а потом медленно открыл глаза и уставился куда-то перед собой. На землю, на две глубокие борозды, что оставили колёса упрямого глиссера, который тоже пытался… и тоже не смог. Они все не смогли. Ни Артур, ни Город. Они выиграли, но, кажется, при этом всё проиграли. И если когда-нибудь кто-нибудь спросит, чем была для них Флоранс Мэй, его ответ будет так прост, до смешного банален и так очевиден, что сначала они наверняка рассмеются. Они не поверят, но он им всё равно скажет, что Флор была всем. Душой, сердцем, всем их существом. Они ею дышали. Они ею жили. И они сейчас вместе с ней умерли. Он им скажет, что любит её так отчаянно и совершенно безумно. И он скажет им, что это никогда не изменится.

Артур перевёл взгляд на мирно лежавшую в его руках Флор и ласково провёл кончиками пальцев по заострившейся скуле, по тонким бровям и губам, покрытым плёночкой крови. Уже высохшей, раскрошившейся от прикосновения, но которая своим цветом создавала иллюзию жизни. Он смотрел и не мог насмотреться, запоминая каждый изгиб, каждую мелочь: как падала нервная тень от ресниц в отблесках танцевавшего рядом огня, как шевелил ветер короткие пряди волос. Казалось, Флор действительно вот-вот улыбнётся, и Артур с какой-то сумасшедшей надеждой всё ждал… и ждал… и ждал, но ничего, конечно, не произошло. Ни сейчас, ни минутой позже, ни даже тогда, когда, пошатываясь и едва не падая вновь на колени, он поднялся на онемевшие ноги. Артур не знал, сколько прошло времени, ему было плевать, но, перехватив поудобнее слишком лёгкое, почти невесомое тело, поплотнее запахнул на нём мантию и двинулся в сторону Города. Он не отпустит её. Теперь нет. Никогда!