Большой облом
Шрифт:
– А сами бандиты какие песни поют?
– Ну и нахал же ты, парень. Отзвездюлил их до полной и окончательной инвалидности, а теперь интересуешься, какое у них о тебе сложилось мнение?!
– А если без понтов, капитан?
– А если без них, то статья тебе светит, хлопчик. А ты что думал, тебе медаль «за спасение отдыхающих» дадут? Ты не СОБР и не ОМОН, чтобы безнаказанно людей калечить. Да и те все больше по службе стараются, вышесидящие задницы беспределом прикрывают. А ты даже не местный охранник, ты – отпускник. Вот и вел бы себя как отпускник, а не как отморозок.
– И сколько мне по этой вашей статье светит?
– От двух до восьми. Если в первый
– «Ингерманбанк» он называется. А что, судить нас вместе будут или вы на этих гавриков отдельное дело заведете?
– А зачем на них дело заводить, зря бумагу казенную тратить? Они уже за все своим здоровьем расплатились. И потом, они ж ничего противозаконного натворить не успели. Только вошли, только-только стволами перед носом честного народа разок махнули, как бух! бах! – пришел лесник и всех разогнал. Одному руку отстрелил, другому гоголь-моголь из бебих сварганил, третьему мозги отшиб, четвертому тот же орган вышиб…
– Понятно, капитан. Вы их бесплатными протезами обеспечите, повышенную пенсию назначите, да еще, может, почетными гражданами вашего города сделаете. А мне, значит, с вещами на выход?
– А тебе, значит, вот бумага, вот ручка, и сиди, Лев Николаевич, сочиняй Бородино во всех подробностях. А я пока пойду Му-Му в авторском исполнении послушаю. Потому как гаврики твои, Шварценнегер Вандаммович, по-русски говорят не лучше Герасима.
Капитан выплеснул остатки коньяка в пивную кружку, осушил ее могучим глотком, занюхал печеной виноградной улиткой и вышел. Однако тут же передумал, развернулся, приоткрыл дверь и нехорошим голосом поинтересовался: а не прислать ли господину сочинителю музу в подмогу. В виде Анны Сергеевны, например? После чего вновь закрыл дверь и пошел удаляться по коридору, о чем-то напевая. Довольный-предовольный.
Игорь встал, надел куртку, неторопливо собрал свои документы, разложил их по карманам, затем, не присаживаясь, набросал несколько слов на казенном листке, старательно расписался, пристегнул к поясу шлем и двинулся к выходу, едва не столкнувшись в дверях с одной из манекенщиц: то ли с Ольгой, то ли с Мариной. Определить точнее навскидку, без долгого, близкого, нервозного знакомства, практически невозможно; остается гадать.
Девушка замялась.
– Если нет желания танцевать, может, в казино поднимемся?
– Что, с клиентами напряженка?
– Клиенты тут ни при чем. Марк приглашает. Вот, велел тебе фишек на пятьсот баксов передать… Презент от фирмы…
– Скажешь ему, что я был тронут до слез. А ты лично меня никуда не хочешь пригласить?
– Хочу, – призналась девушка. – Купаться.
– На клубном пляже?
– Не-ет! Я такое классное местечко знаю!.. Только вот… как с фишками быть?
– А никак. Сходи да обменяй их обратно на баксы. Или на свое счастливое число поставь.
– Что ты! Нам строжайше запрещено ставить! Да и Марк обидится, если обменяю обратно…
– А начальство обижать нельзя, на премиальных сказывается, правда?.. Тогда давай сделаем так. Быстренько смотаемся в ваше казино, скоренько продуем эти полтонны баксов, и в темпе поскачем в твое классное местечко. Что мы там собирались делать, мыться?
4
Казино находилось на третьем этаже и охрана у него была серьезная: с огнестрельным оружием, уоками-токами, пуленепробиваемыми жилетами… Всяк желающий испытать свою фортуну на подлость, вредность, педикулезность
Мальчики с приборами – на взрывчатку.
– Как на Литейном, – отождествил Игорь и ностальгически просветлился.
Мальчики хмуро покосились на его чернокожаный прикид, но от замечаний воздержались.
Главный зал поражал толщиной персидских ковров, полированным дубом стен, вышколенной невозмутимостью персонала и чопорной элегантностью клиентов, в основном, ухоженных мужчин, выглядевших в своих строгих вечерних костюмах респектабельными обладателями прочных состояний. Тем легкомысленнее на их фоне смотрелись несколько юнцов с разодетыми в пух и прах подружками. Впрочем, вела себя молодежь не слишком вызывающе, – в меру сил живила церемонную атмосферу почтенного заведения.
Игорь, не теряя времени на изучение обстановки, подошел к ближайшей из шести рулеток и, заняв свободное место, сделал по приглашению крупье свою ставку, пустив в ход весь подарочный набор из пяти рдяных кружочков. Его выбор пал на «29». Крупье величественным кивком подтвердил прием ставки и вновь загнусавил с прононсом что-то вроде «Messieurs, faites vos jeux!», что, очевидно, должно было означать: «Господа, делайте вашу игру!» После чего аккуратно промокнул бледные губы белоснежным платком и, выдохнув «с Богом», спустил шарик удачи с цепи причинно-следственных связей. Шарик попрыгал, прицениваясь, прислушиваясь, приноравливаясь, затем пробежался по поребрику и решительно скользнул в гнездышко с цифрой «29», где и угомонился. Крупье объявил выигравший номер, цвет и прочее. Его помощник прилопатил Игорю выигрыш – три тысячи американских долларов в фишках разного достоинства. Игорь пожал плечами, шепнул манекенщице что-то о числовых предпочтениях Всевышнего, и вновь поставил всю наличность на то же самое. Шарик решил не уступать в постоянстве, в результате чего перед Игорем оказалось столько фишек всех цветов радуги, что при желании и умении из них можно было бы сложить какую-нибудь незамысловатую мозаику, скажем, купцов, извлекающих Иосифа из колодца…
На везунчика стали обращать внимание, перешептываться. Одна из расфуфыренных девиц, не сдержавшись, пискнула: «Какой хорошенький!».
Игорь озадаченно потер переносицу, – жест, которого он за собой раньше не замечал. Разорение спасенного от грабежа заведения вовсе не входило в его ближайшие планы. Ему бы в классное местечко, да помыться, то есть искупнуться, в смысле – совокупнуться, а тут такая непруха…
Он поинтересовался у крупье размером предельной ставки и, явно оставшись доволен ответом, двинул все свое разноцветное богатство на квадратик «зеро». Крупье, невозмутимо прогундосив французскую считалочку, промокнул платочком вместо губ лоб, неодобрительно покосился на шарик и пустил его против движения, должно быть, надеясь таким наивным маневром сбить его с панталыку.
– Зеро, – объявил крупье в гробовой тишине гробовым голосом, напрочь позабыв и о прононсе, и о грассировании, что, как известно, является непременным условием парижского произношения. По казино пронесся ветерок восхищения, разочарования и зависти. Посуровевший везунчик вопросительно взглянул на свою спутницу. Спутница едва не прыгала от ликования, хотя в проигрыше на сей раз оказались не только клиенты, но и казино. Ну никакой верности фирме!..
Перед Игорем взгромоздили такую кучу разноцветной пластмассы, что хватило бы на панно. Особенно бросались в глаза позолоченные диски достоинством в тысячу долларов, которых прежде не было видно.