Болтливои? избы хозяи?ка 2
Шрифт:
— Так вот, — продолжил огневик, как ни в чем не бывало, — сдох Негослав, проклятый быть Огненным Змеем. А мне-то чего помирать? Я себе жизнь вековыми знаниям выгрыз!
— Это как вообще? — Никита тоже заинтересовался диалогом, — раздвоение личности?
— Не в том смысле, о каком психиатры толкуют. А самое настоящее разделение. Твоя водица, Домовитка, — подмигнул Степке, — сотворила чудеса: сняла проклятие Огненного Змея, с которым и сгорел слабый, утомленный жизнью Нег, а так же подарила мне проход на Полянку. Вот так-то.
— Врешь!
— Ага. Была бы настоящей Слагалицей, то знала бы. Но я же говорю — ты пустышка! — сказал, упиваясь страданием на лице Степки.
— Ладно, пусть! — Слагалица взяла себя в руки, решив, что еще будет время для самобичеваний, — но как ты знал, что я решу напоить тебя водой?! Мне об этом Леля сказала!
Огневик захохотал. Долго хохотал, по ляжкам себя бил, а когда успокоился, бросил грубо:
— Дура ты! Я же сказал, что нет богов! Нет их! Понимаешь?
— Как, нет? Ты еще скажи, не существует?! Да я видела их своими глазами!
— Где видела-то? В виденьях двухтысячелетней давности, а то и ранее? — поинтересовался снисходительно, — ушли боги, к людям более не спускаются. Во-об-ще! Усекла, или повторить?
— Н-но… Леля…
— Да какая, нахрен, Леля? — вскричал Николай, — мара это была. Что я велел тебе наплести, то и наплела! Натолкнула на нужное мне действие. Я был готов испить водицы, вот только не знал точное время.
— Мара…
— Мара, мара. Призрак, который крупно мне задолжал. Вот и навеяла она тебе про водичку. Все просто на самом деле.
— Все просто… — пробормотала Степка, кажется только сейчас до конца осознав всю серьезность ситуации.
— Ты не ответил! — Николай вернулся к прежнему вопросу, — че салагу корчишь?
— Никого я не корчу! — отмахнулся Петр, раздосадованный, что его маневр засекли, — сам сказал силу не светить.
— Стихийникам, да. А ты давай, на всю катушку, чтоб никакая мелочь не проскочила.
— Кто бы говорил! — встрял Митя, — сам первый засветился!
— Не удержался! — отмахнулся от замечания огневик, — так вышло…
Чаур со своей задачей справился, можно сказать, играючи. За следующий час, кто только не пытался проскочить в мир живых.
Первыми рванули злыдни. Мелкие такие существа, не крупнее тыквы. Тело у них было круглое, покрытое короткими черными иглами, а лапки маленькие, тонкие, из-за того, что передвигались они перекатываясь. Выскочили из ямы фонтаном и горохом рассыпались в разные стороны. И сгорели так же быстро, стоило только чауру сделать по поляне несколько движений, схожих на танец. Однако, один из злыдней перед смертью достиг цели, успев запульнуть иглой в огневика.
— Ты нарочно дал ему попасть в меня! — взвыл Николай, выдирая из ноги иглу.
— Беспочвенное обвинение! — ухмыльнулся Петр, — их было слишком много! Не уследил!
— Врешь! В твою драгоценную Степушку летело с пару десятков! — все рычал
— Так это же Сте-е-е-пушка!
— А Манару зачем прикрыл? Она тебе на кой хрен сдалась?!
— Я военный! — вспылил Петр, — научен в первую очередь защищать женщин и детей! Ты что, грудной и беспомощный?
— Нет, не грудной! Но я рассчитывал на тебя! Ты обязан прикрывать тыл!
— Ты правда в это веришь? — не выдержал лесник, — что мы будем защищать твой зад? После всего?!
— Ну хорошо, мужики, тогда за каждую подставу, буду на Слагалице узоры выжигать! — процедил Николай.
— Не сделает он мне ничего! — заявила Степка, — он для своей Нидары тело бережет. Пустые угрозы.
— Распишу под хохлому! — оскалился негодяй, — а она на Полянке все залечит!
— Не-а, не залечит! — Степка едва сдержала порыв зло рассмеяться. А оказывается, в плохом тоже есть положительные стороны, — иссяк целебный эффект, Ко-лень-ка… А ты чего расплакался, ножке ва-ва?
— Сучка!
— Да он неудач опасается, — впервые за долгое время заговорила Манара, — от злыдней одна беда — повальное невезение!
— Ничего я не боюсь! — взвился Николай, — Матильде снять неудачу — сплошной пустяк! Да, родная?
— Конечно, мой хороший! Я сварю тебе зелье!
— Так иди и вари!
— Н-но, любимый, ингредиентов нет и варится оно неделю…
— Твою мать! — взревел Николай, забегая в избу, с треском закрывая за собой дверь. Петр украдкой ухмыльнулся.
Следующим напал аука. Громадное, лохматое существо с руками-ветками. Уши у него были ослиные, нос крючком, а вместо глаз мухоморы. Выпрыгнул аука из ямы и сходу напал на лесника.
— Гор, это аука! — предостерег Петр, — он высший, моего огня не боится. При жизни лесником был.
— Ой-е-е-е! — Гор вывернулся из тисков ветвистых лап, врезав рукоятью сабли в один из мухоморов и отскочил от громилы, замахнувшись мечом, — меня ЭТО ждет на том свете?!
Аука схватился за поврежденный глаза и зло заревел. Задрав голову вверх в победном кличе, побежал на лесника, размахивая лапами, от чего во все стороны полетели комки грязи, сухие листья и ветки. Гор выждал, когда тот подбежит поближе и бросившись под ноги, свалил врага мордой вниз, а сам уселся на спину.
— Он в своем лесу людей блудил, — пояснил чаур, пока не вмешиваясь в драку, — а когда те от голоду слабели, продавал кикиморам. Это его так наказали.
— Да ты плохой мальчик! — покачал головой Гор, попрыгав на спине ауки.
— Ау-у-у! — вдруг завыл тот, от чего лесник свалился со спины и уронил оружие, — а-у-у-у!
Мужики зажали уши, до того нестерпимым был крик ауки, Степка потеряла сознание, а Манара упала на пол клети и застонала, схватившись за голову.
Обрадованный таким успехом Аука открыл рот, закричать еще раз, да тут в пасть ему залетел булыжник, брошенный Митей. Аука закашлялся.