Болтливои? избы хозяи?ка 2
Шрифт:
— Черт! — скривился Гор, поднимаясь на ноги и отнимая ладонь от ушей. По ней текла кровь, — че ж ты так орешь?!
Аука, тем временем, решил броситься еще раз. Лесник присел, мечом ударив по ногам, а саблей отрубил одну лапу. Аука закачался, однако устоял на своих двоих. Но сзади уже подскочил Никита и, вогнав топор в спину по самую рукоять, свалил врага наземь. Вдвоем с Гором они схватили поверженного за ноги и спихнули в яму, следом бросив отрубленную конечность.
— Так вот почему аука, мудила ты, крикливый…
Глава 52
«Красна битва
Степаниде снилось, что она в первом ряду на концерте симфонической музыки. Полон зал, вокруг нее дамы и мужчины в вечерних нарядах, а она сидит в своем потрепанном свадебном наряде с грязью на лице и с сбившейся на бок фатой.
Что странно, в зале все спят. Уронив голову на грудь, или откинувшись на спинки кресла, похрапывая и сопя. Слагалица, недоумевая, что происходит, крутит головой во все стороны, и замечает, что льющаяся со сцены музыка чем-то напоминает назойливый комариный писк, а у ее лица крутится крупный комар. Она пытается отмахнуться, но руки словно онемели. И тут запястья обжигает от нечеловеческой боли, она вскрикивает и приходит в себя.
Реальность встретила тем же противным писком и болью в запястьях. Степанида застонала, выпрямилась, чтоб снять нагрузку с рук и открыла глаза.
— Едрена Матрена! — ойкнула и вжалась в столб.
Все спали! Митя, привалившийся спиной к сосне, на коленях держа биту. Гор, головой на пне. Никита, в обнимку с топором, огневик в паре шагов от избы, Матильда, раскинувшись в позе морской звезды на ступенях, Манара, носом в землю, прикрыв голову капюшоном. А вокруг них кишит полчище комаров, раздражая писком всю округу.
— П-пе-е-е-тя? — прошептала тихонечко Степка, пытаясь взглядом найти недостающего чаура. Ощущение, что произошло что-то жуткое, пока она была без чувств, щипнуло под ребрами. И в придачу самой так спать захотелось… — Петя?! — к величайшему облегчению Петр обнаружился лежащим плашмя в двух шагах от нее, словно полз к ней и недополз. От страха слиплось во рту.
— М-мамочки, вы чего спите, ау? — она хотела крикнуть, но от страха получился жалкий шепот. Она откашлялась и попыталась еще раз, — эй! Эй! Петя! Гор! Никита!
Ничего, никто даже не пошевелился.
— Петя! — закричала громче, в надежде, что лежащий ближе всех Петр услышит ее, — Петенька! Проснись! Ну пожалуйста, кто-нибудь?! — ноль реакций.
Но к несчастью, ее услышала комариная туча, до этого кружась вокруг ямы, с явным намерением залететь в проход. Они, как некая разумная субстанция, дружно развернулись в ее сторону и на миг замерли, — чего вылупились? — ругнулась Слагалица, борясь с отчаянием и зевотой, — пошли нафиг отсюда!
Но добилась лишь того, что комариная орда направилась к ней, угрожающе загудев.
— Ой, — подпрыгнула на месте Степка, — Петя! Петя! — вновь заголосила, — проснись! Ну, давай же! Это… как это… Рота подъем! — заорала на полную силу легких, — рота подъем! — Петя попытался поднять голову, но снова рухнул.
— Черт! Черт, что делать… Ох ты ж, жеванный торт… феи? — при ближнем рассмотрении, комары оказались… мелким человечками с быстро-быстро порхающими крылышками, серыми тонкими тельцами и большими хоботками.
«Феи» подлетели прямо к лицу и стали пищать еще громче, зависнув
— Пошли вон от меня! Петя?! Гор?! Митя?! Да чтоб вас! Тьфу! Тьфу! — назойливые существа норовили залететь в рот, мешая ей докричаться хоть до кого-то.
И тут в голову пришла мысль. Изворачиваясь, не сильно напрягая пострадавшие руки, Степка стала опускаться на землю.
— Пошли вон! Вон пошли, я сказала! — ругалась она, вертя головой, — раптора на вас нет! — рухнув на пятую точка, уперлась кулаками в землю и вытянула тело, пытаясь ногой дотянуться до Петра, — тьфу, тьфу! — продолжала отплевываться от гудящей орды, почти ничего не видя.
И вот, почти победа! Носок уткнулся под ребра чауру. Но тут, как на зло, один из «фей» уселся ей на лоб и… укусил! Степка заорала от боли и возмущения и неожиданно сильно ударила Петра каблуком в бок. Петр пошевелился и застонал. Потер бок и перевернулся на спину.
— Петя! — окрыленная успехом Слагалица завизжала, позабыв об укусе: — Петя! Проснись! Караул! Спасите! Убивают! Хэлп! — вопила всякую дичь, лишь бы докричаться.
— Сте-степушка, — простонал чаур, — пой…
— Что? Ты бредишь? Петенька, ну проснись! Тьфу ты, тьфу! Ах ты зараза, — разъярилась Степка после очередного укуса, уже в кончик носа, — лети сюда! Я мать вашу, еще не обедала! Твари, давай, кого первым?! — она уже рвалась на веревках, елозя на пятой точке, уже неосознанно ударяя Петра под ребра каблуками.
— П-пой! — пробормотал Чаур громче, — это… дремы… они песен… боятся…
— Ах, так?! Песен боитесь?! Ну я вас! — «комариные человечки» тягали ее за волосы, некоторые из них запутались в фате, а особо наглые лезли в рот и уши, — блин, ничего в голову не идет… тьфу, тьфу… — а потом задрала голову повыше и как затянула:- «Встава-а-а-а-й, страна огромная! Встава-а-а-ай на смертный бой! — пожалуй, она и сама удивилась выбором песни, придет же в голову, но выбирать в суровых военных условиях, так сказать, не приходилось, что пришло, то и выдала:- С комари-и-и-и-ной сил темною, тьфу! Тьфу! С прокля-я-я-тою ордой!» — «комарики» загудели и отлетели, беспокойно крутя головками, — что? Не нравится?! — обрадовалась Слагалица, да преждевременно. Обозленный «фей» бросился вперед, метя в декольте, — а-а-й-й! Ну ты мне ответишь, на святое хобот поднял! Сюда иди! Ай! «Джимми-Джимми, ача-ача! Аджа-а-а-ри ми-ри та, и джаги-джаги р-а-а!» Тьфу, соленые! Петь, ты как там? Жив? «Самый лучший де-е-е-нь, заходил вчер-а-а-а! Ехать было лень, пробыл до утра-а-а…»
— Та жив… — прокряхтел Петр и попытался сесть, — «… взвейтесь с кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…»
— «Малинки, малинки! Такие вечеринки!» — затянула очередное Степка, все время сбиваясь, и кажется, проглотив несколько диверсантов, — черт, они хоть не ядовитые?
— Нет, вроде. Пой, что угодно пой… — Петр наконец сел, качаясь, как после перепоя, — «… что такое осень, это небо, — пробормотал, — плачущее небо под ногами…»
— Хорошо, сейчас… «Девчон-ки полюбили-и-и не меня… тьфу! Девчонки полюбили трубача… ах, ты сволочь! — ужом извивалась Степка, а ее искусанное лицо уже начало опухать, — а у труба-ча дудка горя-ча…»