Бомаск
Шрифт:
Красавчик оборвал ее.
– Опять лжешь!
– сказал он.
– Я ведь только что видел Кювро. Он мне все сказал. Жаклар уехал в полвосьмого, еще до того, как я заходил в комитет...
– Верно, - сказала Пьеретта.
– Я опять солгала. Стоит только раз солгать, и потонешь во лжи. Но клянусь тебе, у меня никогда ничего не было с Миньо... Ну чем мне тебе поклясться?
– Все равно не поверю, - сказал Красавчик.
– Нет, ты должен мне поверить, - взволнованно воскликнула Пьеретта. Спроси у Миньо, он сам
– Да разве я могу кому-нибудь поверить, раз ты, ты мне солгала?
– Если б ты не вел себя так мерзко на прошлой неделе, мне сегодня не пришлось бы лгать.
– Ну конечно... Что тебе стоит солгать дураку макаронщику, раз он по глупости поверил, что такая распутница будет принадлежать только ему одному.
– Замолчи!
– крикнула Пьеретта.
– Сколько у тебя было любовников с тех пор, как ты стала моей женой?
– Довольно!
– крикнула Пьеретта.
– Замолчи! Если ты не прекратишь своих подлых оскорблений, я все равно не останусь с тобой, даже после того, как ты придешь просить у меня прощения.
И она посмотрела ему прямо в лицо.
– Вон как ловко разыгрывает комедию!
– заметил он.
– Теперь уж никому не поверю. Теперь я знаю, что грязная шлюха, если захочет, может смотреть на человека гордым взглядом.
Она все смотрела на него в упор.
– Опусти глаза, - сказал он.
– Распутная баба не имеет права смотреть таким взглядом, будто она честная женщина.
Он подошел к ней.
– Я тебя заставлю признаться, что ты распутничала.
И он замахнулся на Пьеретту.
– Женщину нельзя бить, - раздался насмешливый голос за его спиной. Нельзя бить женщину, даже цветком нельзя ее ударить...
Бомаск обернулся. В комнате оказалось четверо незнакомых мужчин. Они вошли беспрепятственно, так как дверь в квартиру никогда не запиралась.
– Мадам Амабль, - сказал полицейский комиссар, - я должен арестовать вас, у меня ордер... Судя по той картине, которую я застал сейчас, вы можете этому только радоваться. Полиция Республики о вас позаботится. Нигде вам не будет так хорошо, как в тюрьме. Полнейшая безопасность!..
Полицейский продолжал отпускать шуточки. Бомаск, задыхаясь, смотрел на него. Пьеретта несколько раз глубоко вздохнула, потом заложила руки за спину и, расправив плечи, подошла к комиссару.
– Предъявите ордер, - сказала она.
Полицейские повели ее.
Когда они выходили, Бомаск, опомнившись, бросился за ними, но они уже были на площадке лестницы. Комиссар, выйдя последним, захлопнул дверь перед его носом и запер ее на ключ, торчавший снаружи в замочной скважине.
Бомаск слышал, как все четверо полицейских дружно захохотали.
Он со всего размаху ударил плечом в дверь.
– Жена моя!
– закричал он и
– Помогите! Помогите! Пьеретту арестовали, ее уводят!
Потом он подбежал к окну, распахнул его.
– Помогите!
– кричал он в темноту.
– Товарищи, помогите! Шпики уводят Пьеретту.
И снова он ринулся на дверь, налег на нее с такой силой, что выворотил замок.
– На помощь, товарищи!
– звал он, наклонившись над лестничной клеткой.
– Шпики уводят Пьеретту!
В доме поднялся глухой шум. Из квартир выбежали люди.
– Помогите! Шпики пришли!
– кричал Бомаск не своим голосом, опрометью сбегая по ступенькам.
Но черный автомобиль, увозивший Пьеретту, был уже далеко от рабочего поселка.
ЧЕТВЕРГ, ПОЛДЕНЬ
Парадный завтрак предполагалось устроить в приемном зале фабричной конторы. Валерио Эмполи, его дочь Натали и гость их Джонатан Джонстон, американский представитель в ОЕЭС, прибыли в Клюзо ближе к полудню.
Все магазины были заперты, железные шторы на витринах и дверях спущены; на Лионской улице, по которой проехал автомобиль, приезжим не попалось ни души, кроме патрулей, состоявших из охранников.
– Словно в городе осадное положение, - удивился американец.
– Такова обычная атмосфера у нас в провинции в праздничные дни, объяснил Валерио Эмполи.
– И везде полицейские с ружьями, - продолжал свои наблюдения американец.
– Во Франции полиция - непременная участница всех празднеств.
На площади Франсуа Летурно, отделявшей здание фабричной конторы от главных фабричных ворот, закусывали охранники, собравшись около павильона американской выставки.
– Смотрите, - заметила Натали, - у них уже начался банкет.
Филиппа в конторе не оказалось. Никто его еще не видел в то утро. Эмполи попросил дочь сходить за ним.
– Он, наверно, забыл, что должен исполнять обязанности хозяина за столом, забыл, что "Рационализаторская операция" носит его имя.
Эмполи подмигнул дочери и улыбнулся. Нобле и Таллагран совсем растерялись - они никогда еще не видели, чтобы их патрон был в таком веселом настроении.
Натали застала Филиппа в халате, он, как видно, дня три не брился.
– Я мерзавец, - начал было он.
– Довольно, - оборвала его Натали.
– О своих любовных делах расскажешь мне в другой раз. А сегодня мы немножко позабавимся... Если бы ты знал, какую я свинью подложила им всем: и американским компаньонам твоей мамаши, и моей тетушке Эстер, которая нам морочит голову своим Дюран де Шамбором, и даже самой мамаше, которая плюет на тебя и вздумала было отправить твою Пьеретту в Америку!
– Подложила ты свинью или не подложила, а мою мамашу тебе все равно не перещеголять. Нам не под силу с ней тягаться. Она даже твоего отца провела и украла у него АПТО...