Бомбардировщики
Шрифт:
— Пошли, курсант, не ровен час, какого-нибудь придурка сюда занесет.
— А вы как здесь оказались? — это были первые слова, произнесенные Владимиром с момента появления дяди Степы и до того времени, как вдвоем они пересекли овраг и сейчас неторопливым шагом двигались по улице Ильича по направлению к горкому.
— Следил я за бывшим коллегой, — сплюнул сквозь зубы дядя Степа, умудрившись вложить в слово «коллега» неповторимый коктейль из ненависти и презрения. — Сам, если честно, хотел козла под статью подвести. Тут, гляжу, один юноша на тропе индейскую засаду устроил.
— Вы все видели?
— Не все, но вполне можно было понять, зачем ты в сарае два часа сидел. Я только не знал, как ты его порешить собрался: ножом или из ствола. А задумка с подушкой хорошая. Я бы не догадался. — энкавэдэшник одобряюще подмигнул Владимиру: — Да ты не робей. Все правильно сделал. Когда в часть возвращаешься?
— Завтра
— Молодец, все подгадал и рассчитал. Если бы в летное не поступил, тебе прямая дорога была в войска НКВД, а затем в нашу школу. Я тебя еще с отрочества приглядел, рекомендацию написал куда надо.
— Спасибо, дядя Степа.
— Не за что. Не прошло твое дело или отложили в дальний ящик. Я не знаю. В одном только уверен — наш ты человек, и если что, всегда обращайся. Поможем.
На этом разговор закончился. Ливанов и Степан Анатольевич расстались на пересечении Коммунаров с Семичастной улицей. На следующий день Владимир уехал в Оренбург. Отпуск закончился. Вернется ли он еще раз в родной город, курсант Ливанов тогда не знал, в одном только был уверен — он все сделал правильно. Жалости к убитому Назмиеву и тем более раскаяния Владимир не испытывал. А разговор с дядей Степой его окончательно успокоил, не найдут ничего. И искать не будут, во всяком случае, курсанта Ливанова. * * * Ввиду надвигающегося с Атлантики грозового фронта, советские и немецкие ВВС работали на пределе своих возможностей. Казалось, командование решило авансом компенсировать вынужденную паузу и нанести англичанам такой удар, чтоб те не успели прийти в себя и оправиться от массированных бомбежек. Полк Овсянникова работал наравне со всеми. Напряжение жуткое. Вся ночь и половина следующего дня прошли в непрерывных боях над южной Англией и Уэльсом. Экипажи советских бомбардировщиков еле держались, перед третьим вылетом люди спали прямо в кабинах самолетов, пока механики и оружейники готовили машины. Не спавший всю ночь, работавший, как проклятый, полковник Овсянников сам повел полк на задание. Построение прямо у стоянок, короткие распоряжения, координаты цели, характерные особенности местности, рекомендуемое время выхода на боевой курс. Последнее задание, звонивший утром на КП командир корпуса не приказывал, он только попросил ребят не подвести и разбомбить английский военный лагерь под Суиндоном. Пошли. Два с половиной десятка бомбардировщиков вырулили на взлетную полосу и поднялись в небо вслед за «ДБ-ЗФ» командира полка. Именно столько из числившихся в полку 43 самолетов были исправны. Остальные машины стоят у ангаров и ремонтных мастерских, ждут своей очереди на ремонт. Полк опять сократился до двух эскадрилий. К счастью, англичанам в этот день было не до советских бомбардировщиков. Завязавшееся на заре сражение буквально всасывало в себя истребители противоборствующих сторон. Эскадрильи и отдельные самолеты набрасывались друг на друга с остервенением. Над всей полосой прибрежной зоны и в глубь территории, вплоть до Бирмингема, небо буквально горело и швыряло на землю горящие самолеты. Накал сражения был таков, что у англичан уже не оставалось сил идти на перехват плотных построений дальних бомбардировщиков, уверенно прущих в сопровождении свежих истребительных эскадрилий. Весь полет до цели и обратно прошел спокойно, Овсянникову приходилось только заранее менять курс, обходя по дуге районы истребительных схваток. Эскорт в составе трех десятков «эмилей» одним своим видом охлаждал головы летчиков встречавшихся по пути английских истребителей и заставлял их вежливо уступать дорогу бомбардировочному полку. На обратном пути эскорт проводил подопечных до береговой черты и повернул назад. Бензин в баках истребителей еще оставался, боекомплект полон, а над Англией погибают товарищи. Командир истребительной группы просто не мог поступить иначе. Как он объяснил по рации полковнику Овсянникову: «Вас довел. Пойду выводить остальных». Надо ли говорить, что Иван Маркович не возражал против такого решения? Он тоже не мог иначе. Сразу после приземления Владимир Ливанов медленно расстегнул ремни и открыл фонарь кабины. В лицо ударил свежий, ласковый, приятно холодящий кожу ветерок. Работа на сегодня закончилась. Вылезать из кабины и спускаться на землю не хотелось. Вот так бы и сидеть до обеда, глядеть на плывущие по небу облака и тупо улыбаться небесной синеве, здесь же в кабине и уснуть. Немудреное желание смертельно уставшего человека. Нет, не дадут спокойно отдохнуть. Слышен скрежет лестницы по обшивке. В стенках кабины отдается мелкая дрожь. Вскоре над головой Владимира появляется улыбающаяся чумазая физиономия комвзвода Паршина.— Как там Англия, товарищ капитан? — интересуется механик, протягивая летчику руку.
— Англия пока стоит. Что с ней сделается? Это же остров, — шутит Ливанов. Через полминуты до Владимира доходит, что его назвали не старшим лейтенантом.
— Поздравляю, товарищ капитан.
— А остальных?
— Всех по очереди, — поясняет механик, помогая летчику перелезть через борт кабины. — Из Реймса прилетел целый майор, привез официальные бумаги. Через полчаса, как только все соберутся, будет официальное и торжественное присвоение с поздравлением. — Паршин необычайно болтлив. Его можно понять: не каждый день такое радостное событие, и не каждый день домой возвращаются все вылетевшие на бомбежку экипажи.
— Дайте мне спокойно сдохнуть, — доносится с земли ворчливый голос Хохбауэра.
— Отставить! —
— Тогда несите до кровати или постелите ватник у самолета, — парирует штурман.
Естественно, пожелание Макса не осуществилось. Пришлось ему волочить ноги на построение. Здесь дружный экипаж бомбардировщика с номером «17» ждал сюрприз. Полковник Овсянников зачитал перед строем приказ о присвоении очередных званий Ливанову и Хохбауэру, капитан и старлей соответственно. Событие радостное. Стрелков Зубкова и Фролова наградили медалями «За отвагу». Под конец мероприятия Иван Маркович вопреки своему обыкновению не делить шкуру неубитого медведя заявил, что летчику и штурману героического экипажа в ближайшие дни придется проделывать в гимнастерках дырочки. Для орденов. Рапорт прошел все инстанции, и атака на вражеские бомбардировщики над нашим аэродромом не останется безнаказанной. После чего Овсянников объявил, что полеты на ближайшие сутки отменяются. Людям отдыхать, приводить в порядок технику и готовиться к новым боям с империалистами. Мельком командир полка вспомнил о прибывших на воздушную базу десантниках и поздравил людей полковника Максимова с первым боевым вылетом. Отбомбились старички удачно, на аэродром вернулись без потерь. Помогло плотное истребительное прикрытие. После официального поздравления до Ливанова дошло, что просто так ребята это дело не оставят. Он сегодня сильно устал, голова плохо работала, иначе сразу бы сообразил — придется проставляться, и погода вовремя испортилась. Немного оклемавшийся после приземления Макс согласился с предложением своего товарища и командира. Иначе, кроме как сегодня, обмыть новые знаки различия может и не получиться. Прошлое — штука интересная, бывает, всеми силами пытаешься вытолкнуть его за грань бытия, а оно не хочет, возвращается, и, как всегда, неожиданно. Сегодня ночью Владимир слышал о прибытии на аэродром батальона ВДВ, но не придал этому значения. Голова была занята другими, куда более важными делами. На построении слова Овсянникова опять прошли мимо уха, не до того. И вот, подходя к своему дому, Владимир Ливанов неожиданно столкнулся лицом к лицу с живым напоминанием о делах минувших.— Володька, ты?! — попавшийся навстречу капитан с малиновыми петлицами на форме десантника раскинул руки в стороны и бросился к летчикам.
— Товарищ капитан госбезопасности… — машинально отреагировал Ливанов и застыл соляным столбом. — Дядя Степа, Степан Анатольевич!
— Ты! Вот так встреча! — Дядя Степа стиснул Владимира в объятьях. — Живой!
— Да живой я, живой, — слегка ошарашенный летчик еле освободился из медвежьих объятий десантника. — А вы как здесь оказались?
— Ночью приехал вместе со своим батальоном. Это ты будешь нас сбрасывать?
— Нет, мы только бомбим. Для вас отдельный полк. Вон видите те четырехмоторные комоды?
— А ты в дальней бомбардировочной? Давай рассказывай — как дела, как жизнь? Домой часто пишешь? Вижу, до старшего лейтенанта дослужился. Молодчина! Я всегда знал, что ты многого добьешься!
— Капитан Ливанов, товарищ капитан госбезопасности, — вмешался Хохбауэр.
— Так это о тебе речь шла? Поздравляю! — Степан Анатольевич отступил на шаг и хлопнул Владимира по плечу. — Я ночью слышал, повысили вашего командира и двух самых лучших летунов.
— А что мы стоим? Время есть? Пошли в гости!
— Десять минут для старых друзей найду, — капитан Верхотин бросил взгляд на часы. — Показывай, как вы здесь обосновались.
Оба, и Ливанов, и Верхотин, искренне радовались неожиданной встрече. Разница в возрасте теперь для них значения не имела. В доме Макс вежливо извинился и ушел в свою комнату, а земляки поставили на электроплитку чайник и расположились в комнате Ливанова. Расспросы, воспоминания, все как положено. Лица земляков буквально светились от радости. Естественно, оба и словом не обмолвились об истории с Назмиевым, как будто и не было ничего. Верхотин расспрашивал о службе в бомбардировочной авиации, удивился, узнав, что у Владимира это уже вторая война.— Молодежь, а быстрее нас успеваете. Эх, страшное время, и не знаешь, куда тебя судьба забросит: в огонь или помилует.
Сам он два года назад перевелся в армию, служил под Воронежем, осваивал десантное дело. В званиях рос медленно, но зато быстро получил под свою команду целый батальон. Как понял по разговору Владимир, готовили десантников серьезно, спуску на учениях не давали. Всё в полном соответствии с заветами Суворова. Большое значение придавалось физической и огневой подготовке, сплачиванию подразделений, диверсионно-подрывной работе. Между разговором Владимир извлек из планшета и показал дяде Степе газету со статьей о бригаде Василия Наговицына.— Это твой дружок? Помню, как он на дерево с букетом лазил, — рассмеялся Верхотин, — а ты тогда его на земле прикрывал. Вот, значит, как жизнь повернулась. Ваше поколение нас во всем опережает. А с той девчонкой как сложилось?
— Женился Вася. Детей растит, остепенился.
— Вот она, первая любовь! — при виде набежавшей на лицо Володи тени Верхотин поспешил перевести разговор в другое русло: — Как думаешь, скоро высадка? Я мыслю, нас долго на аэродроме держать не будут.