Бомбардировщики
Шрифт:
— Все верно. Англичане сопротивляются, дерутся, как бешеные, но мы их давим. Уже ломаем и гнем. Сегодня небо было нашим.
— А раньше?
— Раньше было хуже, — признался Ливанов, — несли большие потери от истребителей. Немцы даже отказались использовать пикировщики «Ю-87», слишком часто гибли. Почти весь корпус выбили. И у нас, пока не перешли на ночные налеты, было грустно.
— Жалко ребят. Земля им пухом.
— Земля пухом, — повторил Ливанов. — Да, совсем забыл. Ночью полетов не будет, так что приглашаю на банкет.
— Прямоугольник обмывать?
— Заметано. Жду. Сначала официальная часть за ужином, а потом сообразим.
Все прошло по намеченному плану. Торжественное застолье с официальными речами и здравицами в честь героев. Много хороших теплых слов прозвучало в адрес полковника Овсянникова. Говорили ребята искренне, командира в полку любили и были за него рады. Хорошо, что Ивана Марковича ценят не только подчиненные, но и начальство. Одновременно с командиром поздравляли экипаж капитана Ливанова. Потом, как принято, группа товарищей незаметно перебралась в квартирку Ливанова и Хохбауэра. Это они думали, что незаметно. На самом деле старший политрук Абрамов, провожая взглядом очередного неожиданно засобиравшегося летчика, хитро подмигнул Овсянникову. Тот в ответ молча кивнул головой и положил руку на плечо помполита, дескать, вижу, знаю, пусть гуляют. Неофициальная часть мероприятия прошла куда живее и веселее официальной. На стол выставили бочонок с вином, Паша Столетов настраивал гитару, ребята нарезали сыр, зелень, кровяную колбасу. Капитан Верхотин вызвал своим появлением небольшую панику, но Ливанов быстро всех успокоил, представив товарищам гостя. Ну а раз комэск ручается за энкавэдэшника, то и остальные его приняли. Тем более, что Степан Анатольевич держался с ребятами по-свойски, без выпендрежа. Поздним вечером в гости заглянул сам полковник Овсянников.— Ну, куда повскакали? — пробасил Иван Маркович. — Куда бочонок потащил?
— Так это моторное масло, — нашелся Гордеев.
— В дубовой бочке? Ну, орлы, даете! Где виновники торжества? — с этими словами полковник поставил на стол бутылку коньяка. — И десантура здесь! Быстро боевое слаживание провели. Ну, что застыли? Разливайте и давайте за ребят.
Гулянка продолжалась до полуночи. Люди, неоднократно глядевшие смерти в глаза, умели ценить мелкие житейские радости и редкие праздники. Жизнь-то продолжается. Тем более что присутствие за столом десантника яснее ясного говорило, что война скоро закончится. Если дело дошло до сухопутных частей, то недолго еще осталось летать на бомбежки Острова. Глава 30 Выбор судьбы На следующий день Ливанов, Хохбауэр и Гордеев взяли увольнительные и отправились в город. Война войной, а бросать девушек нехорошо. На этот раз проблем с увольнениями не было, желающих ехать в город оказалось на удивление мало. Инженерным подразделениям и БАО сегодня не до отдыха — работы навалилось по горло, времени даже на сон не остается. Весь технический и вспомогательный персонал занят ремонтом техники и расквартированием прибывающих на воздушную базу частей. Из летного состава полка большинство предпочло поездке в город незатейливый отдых на аэродроме. Тем более что погода так и шепчет: падай и спи до вечера, чтобы с запасом на грядущее наступление. Середина осени. Небо затянуто серой хмарью, пасмурно. С небес регулярно сыплет холодной моросью. Нет, в такую погоду собаку из дома не выгонишь, не то что самому куда-то ехать. Машина остановилась у ратуши. Все как всегда. Сбор вечером здесь же. Трое друзей переглянулись и, махнув на прощанье однополчанам, свернули на боковую улочку. Давно изученная, как свои пять пальцев, кратчайшая дорога к набережной. По дороге Гордеев попытался было еще раз напомнить товарищам о нехорошем интересе особиста к сердечным делам капитана Ливанова. Дима искренне беспокоился за своего друга, переживал за него. По мнению лейтенанта Гордеева, Владимиру следовало быть осторожнее и не привлекать излишнего внимания однополчан к предмету своего увлечения.— Глупости, — презрительно хмыкнул Макс. — Гайда перестраховывается, а ты идешь у него на поводу, веришь всякой ерунде.
— А кто докажет особисту, что Володя не сболтнул чего лишнего? — горячился Гордеев. — Сам знаешь: Гайда со своими повстанцами совсем с дуба рухнул, каждую ночь солдат гоняет окрестности прочесывать. Сам все время в разъездах, в каждом
— А никто не докажет, — парировал Ливанов. — Мы с Элен военные тайны не обсуждаем, о службе ни слова. Нечего сплетни распускать. Чего доброго поделится новостью с подругой, та другой передаст, а потом Элен заинтересуется Сопротивлением.
— И ты?! — вспыхнул Гордеев. — Небось тоже гестаповцам сочувствуешь?
— Не понял? — с угрозой в голосе произнес Владимир, поворачиваясь к товарищу. — Какое еще гестапо? Я советский человек! И если ты до сих пор не понял, в городе нет немецкой тайной полиции, есть только обычная фельджандармерия.
— Нашли о чем спорить, — проворчал Макс, вставая между летчиками, — еще подеритесь из-за троцкистских россказней.
— Действительно, погорячился. Извини, Володя. Пойдемте быстрее, девушки нас заждались.
На этом конфликт был исчерпан. Владимир понимал, что Диму иногда заносит, человек он горячий, резко реагирует на любую несправедливость или подозрение на таковую. Зато настоящий друг, не подведет, а слабости друзьям надо прощать. Все мы не ангелы. К заветному мостику ребята подошли первыми. Успели, не пришлось перед девушками краснеть. Незаметно распогодилось. Дождя нет, сквозь разрывы туч проглядывает солнышко.— Может, вообще не придут? С утра дождило, — озабоченным голосом произнес Гордеев, — подумают, что мы остались дома.
— Дурак. Они давно запомнили, что мы обычно в плохую погоду вырываемся в город, — усмехнулся Макс и хитровато прищурился.
— Верно. Если небо чистое, мы на задании или отсыпаемся после ночного рейда, — согласился Владимир, — а нелетная погода — это наше все. Свободное личное время в графике. Придут, они с утра, как тучи на небе увидели, так и поняли, что мы приедем в город.
— Опять цветы забыл нарвать! — вспомнил Дима и хлопнул себя по лбу.
Гордеев уже собирался рвануть к ближайшему уличному цветочнику, но вовремя заметил появившуюся на горизонте Элен. Вынырнувшая с боковой улочки девушка быстрым шагом направлялась к мостику. Сегодня она была одна.— А где?! — потерянно протянул Дима. — Может, задерживается?
Нет. Сара не задерживается. Элен, поздоровавшись с ребятами и позволив Владимиру поцеловать ручку, принялась сбивчиво рассказывать, что у подруги большое горе. Она не придет. Не может. Нет, дело не в Дмитрии, она его любит, но прийти не может. В семье приключилась беда. Страшное горе. Погиб Якоб, старший брат Сары.— Я сама не знаю, что там точно случилось. Сара ничего не говорит, почернела от горя, плачет. Переживает страшно. Родители сразу постарели на десять лет.
— Несчастный случай? Вражеский налет? — Владимир вспомнил, что два дня назад англичане сбросили на город бомбы. Промахнулись, потеряли ориентировку, спутали город с военным объектом либо напоролись на наши перехватчики и в панике сыпанули бомбы куда придется.
— Нет, Якоба убили немцы. Три дня назад привезли тело. Его застрелили во время облавы, — держалась Элен хорошо.
— Странно.
— Сара почти ничего не говорила о своем брате. Человек он был неплохой, но связался с дурной компанией.
При этих словах Дмитрий непроизвольно стиснул кулаки, его лицо враз заострилось, глаза сузились.— Плохая компания? Она рассказывала о семейном деле.
— Я не знаю. Говорят, Якоб был связан с подпольем.
Отстраненно наблюдавший за разговором Владимир неожиданно понял, что Элен хоть и переживает за подругу, но рассказывает о смерти ее брата совершенно спокойно. Кажется, она восприняла происшедшее как должное. Или все дело в слухах о подполье? В свое время девушка обмолвилась, что ее семья не одобряет методы деголлистов. Воевать надо честно, да и новая власть не хуже прежнего французского правительства.