Бомбардировщики

Максимушкин Андрей Владимирович

— Гайда! Атас!!! — Владимир понял, что сейчас произойдет.

Капитан резко обернулся и тут же вместе со стулом упал на спину. В лицо плеснуло огнем. От грохота выстрелов заложило уши. Время замедлилось. Владимир видел, что особист перекатывается по полу. — Макс Хохбауэр застыл на месте, а его рука медленно тянется к Элен. Девушка выронила из рук чашку и оседает на пол. На ее платье расплывается красное пятно.

— Не-е-е-ет!!! — Ливанов прыгает вперед. Сердце бешено колотится. Успеть бы!!! Пистолет в руках Сары дрожит и плюет огнем прямо в лицо. Легкий толчок в висок, кожа горит. Владимир этого не чувствует, мышцы рвутся от напряжения. Ноги пружинят и резко толкают тело вперед, прямо на пистолет. Владимир всей своей массой врезается в террористку. Летчик успевает ударить Сару лбом в переносицу и валит ее на пол.

Руки сами по себе стискивают горло девушки. Из глотки Владимира вырывается нечленораздельный рев. Пальцы сводит судорогой, они мнут и ломают горло убийцы. Слышен громкий отчетливый хруст, перебиваемый противным бульканьем. Подбежавшие к Владимиру друзья подняли летчика на ноги и с большим трудом оторвали его непослушные, сведенные судорогой пальцы от горла террористки.

— Все спокойно. Я сам, — голос капитана Ливанова звучал неестественно глухо.

— Подожди, Володя, у тебя висок обожжен. — Макс обнял друга за плечи и повел к ближайшему столику. — Сейчас перевяжем.

— Элен?! —

перед глазами Ливанова вспыхнули черные молнии.

Он вскочил с места, оттолкнул Хохбауэра, подскочил к девушке и остановился. Все было ясно и так. Он опоздал. Опять опоздал. Второй раз в этой жизни!!! Вечером на аэродроме после ужина Макс Хохбауэр утащил Ливанова и Диму Гордеева домой и устроил им сеанс спиртотерапии, продлившийся до поздней ночи. Благословление на нарушение дисциплины было получено от капитана Гайды. Особист прекрасно понимал, что ребятам лучше не мешать и позволить подлечить психику старым как мир способом. После отбоя оперуполномоченный сам подключился к компании, настроение у него было далеким от идеала. Мало того что Михаил Иванович чувствовал себя виноватым в трагедии, так еще ускользнувшая от облавы Сара Гольдберг стреляла именно в него. Только по чистой случайности пуля нашла себе другую мишень. Получалось, что Элен его спасла. Спасла ценой своей жизни. Паршивая штука. Одно дело, когда на войне гибнут солдаты. Как бы это чудовищно ни звучало, но смерть в бою считается нормальным, привычным делом. А вот смерть мирных граждан, невинных юных девушек всегда кажется чем-то неправильным, противоестественным. Им бы жить да жить, а поди ж ты… Грозовой фронт плотно перекрыл все цели в южной Англии, над Ла-Маншем бушевал шторм. Погода опять помогла островитянам. Все понимали, что передышка обернется большой кровью. Противник не сидит без дела: восстанавливает аэродромы, пополняет истребительные эскадроны, роет укрепления на побережье. Но и сделать ничего нельзя — даже если поднять самолеты в небо, дойти до цели и отбомбиться они не смогут. Грозовой фронт — это не шутка. После обеда 23 октября распогодилось. Поглядывавший на небо с опасением полковник Овсянников распорядился готовить полк к вылету. Баки залить под завязку, боекомплект к пулеметам принять усиленный, к самолетам подвешивать «ФАБ-100». Иван Маркович был уверен, что их пошлют не на стратегические объекты, а работать по аэродромам, транспортным узлам и скоплениям войск. Для таких целей лучше всего мелкокалиберные «сотки». Нагрузку брать максимальную: для «ДБ-ЗФ» по две тонны, старым «ДБ-3» полторы. Не только командиру полка, но и простым летчикам и механикам было ясно, что грядет наступление. И воздушное, и самое главное. Скоро будет рывок, прыжок через пролив. Все говорило о приближающейся «Грозе». Тем более что из штаба корпуса был получен приказ, запрещающий предоставлять увольнительные и отпускать летный состав полка за пределы военно-воздушной базы. За последние два дня вдобавок к батальону капитана Верхотина на аэродром прибыла вся 12-я воздушно-десантная бригада в полном составе. Были даже четыре броневика, специально приспособленные для перевозки тяжелым бомбардировщиком. Гайда слышал, что флот концентрируется в Норвегии и Вильгельмсхафене. В Бресте стоят два крейсера. Весь каботажный тоннаж реквизирован немцами и собран во французских и голландских портах. Наши перегнали с Балтики целую эскадру и вспомогательные силы флота. Вечером на аэродром прилетел генерал-майор Судец. Окинув пристальным взглядом плотные ряды летчиков, штурманов, воздушных стрелков, механиков, оружейников, мотористов, командир корпуса поблагодарил всех за героический труд на благо Родины и пожелал как можно быстрее добиться победы над империалистической гадиной. Настроение у генерала было боевым. Судец подробно расспросил Овсянникова, комэсков и военинженера о недавних боях, о состоянии техники. Уточнил, сколько бомбардировщиков можно прямо сейчас поднять в воздух и сколько машин выйдут из ремонта в ближайшие три дня. Держался комкор просто, дружески беседовал с летчиками, запросто здоровался со знакомыми, служившими под его началом старыми товарищами. Неожиданно выяснилось, что капитан Иванов на финской войне был ведомым Владимира Судца. Разговор был долгим, генерал-майора интересовало буквально все. А летчики, в свою очередь, видя неподдельный интерес командира корпуса к мелким бытовым деталям, понемногу расслабились и успокоились перед грядущим вылетом. Пообщавшись с летчиками, комкор пригласил Овсянникова, Чернова, Савинцева, комэсков и командиров военно-транспортного полка на КП. Здесь уже разговор пошел конкретный. Ровно в полночь все самолеты поднимаются в воздух. Бомбардировщикам выделяются цели на побережье, в южных и западных секторах вражеской обороны. Бомбить рекомендуется с высоты, залпом без повторного захода. Под прикрытием бомбардировки транспортники высаживают первую волну воздушного десанта на Корнуолл. Почти одновременно немцы десантируют в Южной Англии две дивизии. На следующую ночь сбросят еще одну нашу бригаду, туда, где наметится успех.

— Работать будет весь корпус. Полковник Максимов, ты должен максимально быстро перебросить бригаду, об истребителях не беспокойся, у англичан их не будет. После десантирования готовься возить грузы на аэродром Пензас. Это как раз на Корнуолле.

Судец пояснил, что, если десантники за ночь смогут захватить аэродромы, плотно оседлать перешеек и парализовать вражескую оборону полуострова, все будет тип-топ. Немецкие истребители с корнуолльских аэродромов обеспечат непосредственную поддержку войск и защиту наших бомбардировщиков. Полковник Максимов отвечает за снабжение передовых аэродромов и доставку подкреплений на полуостров. Бензин и патроны для «Мессершмиттов» доставлять в первую очередь. Раненых вывозить своевременно. Броневики и пушки перевезти тоже в первую очередь. Сегодня ночью на станцию придет эшелон. Овсянникову и Вайкулису обеспечить доставку снаряжения на аэродром. Бомбардировщики на заре подключаются к обработке вражеских узлов обороны. Работать придется весь день, желательно зарезервировать одну эскадрилью для ночного вылета.

— Но это если силы останутся, — мягко произнес Суден, — приказывать не могу, знаю: люди за день вымотаются. Но и пехота будет просить огня. Понимаю, мы дальние бомбардировщики, но в ближайшие дни придется работать в роли фронтовой авиации.

— Понимаю, товарищ генерал-майор, — вздохнул Овсянников.

— У нас только один шанс перепрыгнуть пролив и закрепиться на плацдармах. Второй попытки не будет, если не удержимся, погибнут все. Флот не сможет снять людей с побережья. Перед флотами и так поставлена задача: погибнуть, но не пропустить английские корабли к району высадки.

Поздно вечером, после отлета командира корпуса, Владимира встретил капитан Верхотин. Степан Анатольевич первым предложил закурить. Он многое хотел сказать выросшему на его глазах пацану, незаметно возмужавшему, превратившемуся в матерого волкодава. Хотел ободрить, посочувствовать, поддержать, и не мог. Все, что Верхотин собирался сказать Владимиру Ливанову, сейчас казалось банальным и приевшимся, а вот настоящее, стоящее, как назло, не приходило на ум. Так они стояли под крылом бомбардировщика, молча курили, не обращая никакого внимания на царящую вокруг суету. А если честно, обоим все было понятно без слов. Наконец, капитан Верхотин нарушил молчание:

— Ты, если что, если подожгут, тяни на Корнуолл. Мой батальон десантируется первым. Встретим, приветим и домой отправим.

— Благодарю,

дядя Степа, — Владимир вспомнил, как мальчишками они звали энкавэдэшника, — ты сам поосторожнее, если что, если лимонники прижмут, радируй по нашей волне. Приведу всю эскадрилью с гостинцами.

— Давай, ни пуха, ни пера, летун.

— К черту!

Глава 31 Земля в огне Бомбардировочные эскадрильи поднялись в небо на рассвете. Ночной удар был отвлекающим, сейчас, с первыми лучами солнца, начиналась настоящая боевая работа. Эскадрилья Владимира Ливанова получила задачу пробомбить выдвигающуюся к заливу Лайм войсковую колонну. Задание более подходящее для фронтовых бомбардировщиков, но свободных эскадрилий нет, командование сегодня подняло в небо все, что может летать. К Ла-Маншу подошли на высоте пять километров. Подниматься выше нет смысла. Быстрокрылые истребители первыми вышли в район плацдармов и расчищают небо. Судя по радиосводкам, драка над южной Англией серьезная. Потрепанные, понесшие за последние недели большие потери английские истребительные эскадры буквально зубами цепляются за небо, бьются, как бешеные. Но и люфтваффе бросила в бой все свои силы, и наших уже больше, чем англичан. Сжатые в один железный кулак группы «Мессершмиттов» постепенно выдавливают противника, завоевывают небо. Смертельно уставшие, измотанные люди на латаной-перелатаной технике рвут горло точно таким же валящимся с ног от бессонницы и нервного истощения английским истребителям. Нашим немного легче, они успели чуточку отдохнуть перед решительным ударом. Англичанам же в последние дни приходилось постоянно дежурить в небе, если позволяла погода. Отчаянные рейды сквозь непогоду небольших групп советских и немецких бомбардировщиков держали противника в напряжении. Результат от этих налетов, на первый взгляд, был невелик, но это и не так важно. Куда важнее было то, что противник до последнего момента не сумел угадать время высадки. Всего одна ночь, гудящие в небе самолеты, раскрывающиеся над вражеской землей парашюты, сотни малотоннажных суденышек и самоходных лихтеров, ползущих по черной воде Ла-Манша. Воде, к утру ставшей красной. Всего одна ночь, и наши перепрыгнули Пролив. Узкая полоска воды, прозванная десантниками и летчиками Огненным Каналом. Название оправдывалось на все сто. Пока бомбардировщик шел над морем, Ливанов успел заметить несколько дрейфующих по течению суденышек, темнеющие среди волн обломки кораблей, светлые пятна спасательных плотиков и перевернутых шлюпок. На правом траверзе, в десятке километров от курса эскадрильи, виднеется накренившийся, полузатопленный эсминец. Над кормовой надстройкой корабля до сих пор вьется дым. Наш или англичанин? Судя по нулевой реакции немецкой авиации — наш. А вот и берег. Намертво врезавшиеся в память меловые утесы, узкие полоски пляжей. При виде покрывших отмели полузатопленных барж, торчащих над водой надстроек пароходиков, капитан Ливанов невольно скрипнул зубами. Сейчас он понял, что означали замеченные во время ночного рейда тусклые вспышки на поверхности пролива. Холодный, безжалостный, ледяной ад морского боя. Нет, не боя — натуральной резни на фоне каменных берегов Ла-Манша. Ночная темень, режущие волны форштевни эсминцев и катеров. Расстрел беззащитных лихтеров и десантных судов. Рвущий душу вопль утопающих. Яростные схватки с немногочисленными конвойными кораблями. Луч прожектора, лениво скользящий по трупам за бортом. Рвущие сталь и тела снаряды. Кинжальный огонь с пистолетной дистанции. Стон искореженных, тонущих кораблей. Перехлестывающие через палубы волны. Это был ад, настоящий ад. Холодный Нифлхейм из норвежских преданий.

— Стрелкам не зевать! — жестко звучит команда.

В небе над плацдармом плывут десятки и сотни самолетов. Большинство наши, но и англичане встречаются. Немногочисленные группы истребителей, чаще разрозненные звенья или сумасшедшие одиночки барражируют на высоте или прячутся в складках рельефа. Англичане просто так не сдаются. Им бежать некуда. Обходя стороной эскадрильи немецких истребителей, «спири» и «харики» выжидают подходящего момента и атакуют бомбардировщики. Вон, на десять градусов левее курса, тройка англичан свалилась на группу «Хейнкелей». Короткая, стремительная атака с задней полусферы. Впивающиеся в тела машин пулеметные очереди. Несмотря на плотный огонь с бомбардировщиков, «Харикейны» не сворачивают в сторону, как бульдоги вцепляются в тяжелогруженый бомбами крайний самолет. Все решают доли секунды и десятки пуль скорострельных пулеметов. Миг — и два самолета, оставляя за собой густые дымные следы, идут к земле. Бомбардировщик и истребитель. Уцелевшие англичане проскальзывают под «Хейнкелями», разворачиваются и атакуют с правого борта. На этот раз им везет меньше. Бомбардировщики огрызаются, не дают приблизиться на дистанцию эффективного огня. Чем там дело закончилось, Владимир не видит — пора сворачивать к своей цели. Еще раз обежать взглядом горизонт. Не сачковать. Глаза летчика задерживаются на каждом самолете в пределах видимости. И только опознав знакомый силуэт немецкой или советской машины, взгляд скользит дальше. Внизу под крыло убегают береговые обрывы, каменистые осыпи, зеленые пятна болот, речушки и скудные поля. В двух километрах от берега бомбардировщик проходит над остервенело роющими землю солдатами. Недалеко от бойцов открыто стоят две пушки, позади линии окопов полдюжины зеленых коробочек легких танков.

— Командир, немцы рано окапываются! — кричит по СПУ Хохбауэр. — Противника впереди не видно!

— Значит, удаляться от берега не хотят, или местность подходит для обороны. Сил подкопят и двинутся вперед.

— А если англики навалятся?

— А это, штурман, наша работа, — усмехается Ливанов. — Ищи колонну. Пусть получат гостинцы.

А между тем слева по курсу на земле уже вспыхивает бой. Подтянувшиеся за ночь пехотные части при поддержке танков таранят немецкую оборону. С высоты хорошо видно, как два десятка угловатых несуразных гусеничных машин надвигаются на линию окопов. Между танками периодически вспухают черные облачка разрывов. Но ни одного фатального попадания, или немцы не могут пробить броню? Бывает. Танки у англичан неплохие, броня у них толстая. Капитан Верхотин рассказывал, чего он больше всего боится, так это атаки «Матильд». Эту дуру ничем не прошибешь. Только дивизионной гаубицей или тяжелой зениткой можно остановить. Пехота и артиллеристы кровью умоются, пока отразят атаку. Бомбардировщики идут над вражеской территорией. В небе стало свободнее. Все английские истребители брошены в мясорубку над проливом и плацдармами. Еще 30–40 километров, и эскадрилья выйдет в заданный район. Владимир уже подумывает, не стоит ли распорядиться разбить строй? Риск напороться на «Спитфайров» невелик, а растянувшись фронтом, легче найти цель. Англичане тоже не стоят на месте. С того момента, как разведчик обнаружил колонну, прошло два часа. Бомбардировщики обходят справа небольшой городишко, почти деревню. Противника пока не видно. На земле и в небе чисто. Ливанов уже начинает беспокоиться — забираемся все дальше и дальше в глубь вражеской территории. Несмотря на оптимистичные заверения штаба, колонна не обнаружена.

— Командир, вижу шевеление в кустах на окраине, — докладывает штурман.

— Где? — Владимир резко поворачивает голову, стараясь понять, где там окраина города и о каких кустах идет речь.

— Мы почти их миновали, заброшенный сад рядом с водокачкой.

— Вижу. — Действительно, среди деревьев поблескивает металл, виднеются угловатые кабины грузовиков. А чуть дальше вдоль дороги темнеют пятнышки одиночных окопов. Какая-то часть спешно окапывается.