Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина

Антон Филатов

– - Чего это он? Не спит.

– - Бдит!

– - Это же вестник богов, братцы! Зовет нас за собой, -переиначил свой вызов Шкалик.

– - Зовут орлы. Или буревестники...- философски заметил Волжанин.

– - Соколы...

– - А голубь -- символ мира.

– - .. мол, мирно продолжайте рыть себе могилу.

– - Ну ты, б..., не каркай... Ты, Женька, не ссы и не каркай, понял?

– - А ты, Рыбный, не воняй. Ты -- не жила. К полночи из тебя весь вонизм выйдет, и ты по-другому запоешь.

– - Кто -- я ?!.

– - Шкалик, кончай нагнетать!
– -

серьезно закипел Волжанин. Остальные тоже обрушились на Шкалика, и в шутку, и всерьез.

Голубь внезапно сорвался из небесного проема и спланировал к навесу, где дневная смена обычно поедала свой "тормозок", курила, "забивала козла". Сейчас здесь было пусто и темно. Хотя хлебное крошево среди окурков можно сбирать.

– - А, проголодался, проглот!..

– - Он, как Федя Корякин, по ночам под стрехой жует.

– - У Феди диабет, а ты что делаешь по ночам под стрехой?..

– - ... с Катюшкой Сидоровой? А-а-а?..

– - ... да под одеялом?!. А ну посмотри, у тебя шерсть есть на правой ладошке?..

– - Да пошли вы в пень дырявый...

– - Ха-ха-ха!..

Загрохотал всей мощью лесопильный цех. Вспорхнул в испуге голубь. Контингент занял свои места. Пошло-поехало.

Шкалик однако, не сразу встал к конвейеру. Он долго переобувал сапоги, натягивал верхонки. Первая, подхваченная им, плаха внезапно уперлась в ограждение, напряглась и с треском лопнула. Ее обломленную часть бросило на Женьку Шкаратина, точно огромную руку, отвешивающую пощечину. .Женька упал на конвейер и его тут же сбросило на пол...

В шуме лесопилки никто не слышал треска и хлопка, и никто ничего не понял в первое мгновение. Первым завопил и замахал руками Волжанин. Крановщица удивительно быстро выключила конвейер.

Мгновение, или целую вечность, продолжалось оцепенение. Конвейер встал. Шкалик лежал.. Остальные не могли пошевелиться...

– Человека убило!
– закричал кто-то из темноты.

– ...не мог пригнутся, - укоризненно- растерянно произнес Волжанин, - что делать -то?

– Тащить его надо ...куда-то. Где тут врачи есть?

– Какие тут врачи, дурень, в час ночи...

– Не стоять же тут до утра?...

– Давайте искусственное дыхание делать...как учили.

– Ну и как это?

– Рот в рот... кажется.

– Ну что стоите -то? Надо же что-то делать!...
– Рыбный, точно параноик с приступом диареи, запрыгал на месте, потрясая воздух растопыренными ладонями.

– Надо посмотреть...зеркальце бы... Может, живой?- Федя Корякин первым приходил в себя. Он подошел и наклонился к лежащему навзничь Шкалику, попытался заглянуть ему в лицо. Рыбный подошел следом. Вдвоем они осторожно приподняли тело, не решаясь перевернуть его. Остальные сгрудились вокруг.

– Парни, надо нести его на дорогу! Может, кто поедет...- предложил Омелькин.

Из темноты вбежала женщина, в начале смены объяснявшая студентам технологический процесс. Она, как сумасшедшая, трясла головой и тихо бормотала:" ...ой, убило, убило, ой-ёй, убило человека... ой, боже ты мой...".

Внезапно в слабо-фиолетовом

свете цеха разлился ярко-розовый оттенок извне, а может быть, голубовато-бирюзовый отсвет лунного неба смешался со светом фар въехавшего на территорию лесовоза, а может быть, произошло что-то еще невероятно роковое, окрасившее растерянную группу людей бледным хвойно-зеленым колоритом. Был ли это минутный массовый психоз, космическое явление, или иное, необъяснимое и даже не принятое всерьез, а только что-то произошло. Не Вирус ли зелененький разлился в драматической атмосфере? Под стрехой снова объявился давешний голубь, "вестник богов", затмивший небесный проем, и дружелюбно загулькавший свою голубиную песню.

– Братцы!.. Там машина...
– судорожно выговорил Омелькин и первым кинулся на улицу. Остальные, не раздумывая, устремились за ним. Осталась только стонущая, или скулящая женщина. Она словно ничего не замечала и не чувствовала, кроме чужой беды и боли...

Борька Цывкин долго недоумевал и негодовал перед ажиотажной группой студентов, пока из темноты, как с того света, на него не вышла чернявенькая приемщица Анечка. "Человека убило..." - тихо сказала она Борьке. И Цывкин мгновенно все понял.

Он круто развернул лесовоз, едва не захлестнув хлыстами и студентов, и Анечку, бросил

машину и побежал в цех. Совсем бесцеремонно он схватил Шкалика на руки и бегом устремился обратно...

На трассе Цывкин гнал так, как никогда не ездил с лесом. Анечка, тихо стонала, придерживая голову Шкалика на своих руках. Волжанин, примостившийся рядом, пытался объяснить дорогу до травмопункта.

– Ты, парень... как тебя?... возьми водку в бардачке... Нашел?.. Там она! Открой и потри ему виски... Да не мне! Ему...- Цывкин всматривался в несущуюся навстречу ночь.
– Еще губы смочи... Ну чего ты пальцем ?!. Плесни на губы!

Внезапно Шкалик закашлялся и зашевелился. "Жи-фой!" - с каким-то идиотским акцентом выкрикнул Волжанин.

– А как же!
– весело подтвердил Цывкин - Водка свое дело знает. Ничего, сынок, жить будешь...
– с азартом говорил Цывкин, не подозревая о точности сказанного слова.

В травмопункт Цывкин внес Шкалика, с осторожностью первородной матери. Неуклюжую помощь Волжанина досадливо отвел плечом. В приемном покое поднял невообразимый шум... Потом успокаивал слегка пришедшую в себя Анечку. На прощанье сказал Волжанину:

– Ты, паря, здесь останешься? Правильно! Хвалю...Скажи, как товарища-то кличут?

– Шкаликом - рассеянно ответил Волжанин.

– Примечательная фамилия...- уже на ходу усмехнулся Цывкин. Приобняв Анечку,

он уходил по длинному коридору приемного покоя. И даже не оглянулся.

Глава тринадцатая. Предопределенность, как таковая

Поверь, что жизнь-это лишь сиянье в небе, которое ослепило каждого из нас.

Алексей Соболев