Борьба и победы Иосифа Сталина

Романенко Константин Константинович

Правда, это уже совсем драконовское предложение не получи­ло поддержки курировавшего Департамент полиции товарища министра внутренних дел. Он согласился с предложением юсти­ции, и 9 июля доклад Министерства юстиции был представлен Ни­колаю II.

Царь утвердил предложенные меры без проявления к «бунтов­щикам» либерализма и милосердного смягчения наказания. Те­перь-то «лед тронулся». Уже на следующий день утвержденное ре­шение было направлено в Канцелярию главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Тифлисский губернатор получил высочайшее повеление 25 июля.

Проявляя отменное верноподданническое рвение, он наложил на поступившем документе не терпящую отлагательства

резолюцию:

«Секретный стол. Сейчас же: а) поехать в губернское жандарм­ское управление, узнать адреса и проверить приставам, сегодня же задержать и направить в Метехинский замок; б) заготовить доку­менты сегодня же». В прилагаемом списке, включавшем 28 человек, И.В. Джугашвили значился под номером «одиннадцать».

Однако исполнить распоряжение «сегодня же» подчиненным губернатора не удалось. Неожиданно выяснилось, что в губерн­ском жандармском управлении не знали, где находится Иосиф Джугашвили. Не знал этого и тифлисский полицмейстер: «Место нахождения Иосифа Джугашвили и Аркела Окуашвили еще не об­наружено», — констатировал он в письме, отправленном в тот же день губернатору.

В высоком кабинете прогремел гром. Получив сообщение Тиф­лисского ГЖУ об отсутствии сведений о местопребывании Джуга­швили, губернатор вновь обратился с запросом к тифлисскому по­лицмейстеру. И 8 августа тот переадресовал его заведующему Метехским тюремным замком: «Предлагаю Вам немедленно донести, содержится ли в заведуемом Вами замке политический арестант

Иосиф Джугашвили, и в утвердительном смысле, когда освобож­ден, по чьему распоряжению и в чье ведение передан».

Но усердный скрип чиновничьих перьев результата не принес Ответ из тюремного замка пришел 10 августа. В нем указывалось, что «здесь И.В. Джугашвили не содержался и не содержится». По­иски Иосифа Джугашвили, порученные в Тифлисе участковым приставам, тоже ничего не дали. Полицейская машина самодер­жавия снова сделала сбой. 29 августа полицмейстер уже сам обра­тился к начальнику ГЖУ с просьбой сообщить, «куда выбыли по освобождении из-под стражи политические арестованные (спи­сок) и Иосиф Джугашвили, состоящие под особым надзором поли­ции, и где теперь находятся». На запрос полиции поступила ин­формация: «Джугашвили в городе Батуме».

Возбуждение приблизилось к апогею. Уже почти панически осознав бесплодность поисков исчезнувшего «политического пре­ступника», губернатор доложил об этом князю Голицыну. Теперь князь был вынужден 13 августа обратиться в Министерство юсти­ции с просьбой «сообщить выписку» из дознания по делу социал-демократического кружка «о местонахождении обвиняемых». Но и это обращение не прояснило ситуации и не ускорило выполне­ние «высочайшего повеления».

Что же произошло? Куда девался царский узник? Бежал? Да ни­чего не случилось — причиной паники стала обычная российская безалаберность. Дело заключалось в том, что, хотя Иосиф Джуга­швили уже четыре месяца находился в Кутаисской тюрьме, в Глав­ном тюремном управлении (ГТУ) он числился среди заключенных в Батуме.

Поэтому 17 августа ГТУ отправило военному губернатору Батумской области письмо с просьбой «сделать распоряжение о вы­сылке упомянутого Джугашвили, содержащегося в Батумском тю­ремном замке, в ведение иркутского военного губернатора через Новороссийск, Ростов, Царицын и Самару с очередной арестант­ской партией». Но когда, руководствуясь поступившим письмом, Батумский губернатор 29 августа дал указание полицмейстеру о высылке И. Джугашвили в Иркутск «с очередной арестантской партией», оказалось, что в Батумской

тюрьме названного заклю­ченного нет!

Ситуация приобретала абсурдный характер. В поиски аресто­ванного включалось все больше и больше высоких чинов. Заведую­щий Батумским замком 4 сентября уведомил, что Джугашвили был отправлен в Кутаисскую тюрьму еще 19 апреля. Сразу же по получении ответа полицмейстер информировал об этом своего гу­бернатора, и тот 9 сентября обратился к кутаисскому губернатору с просьбой «о высылке Джугашвили в Сибирь».

Эта почти трагикомическая история, по сути напоминающая сюжет, родившийся под блестящим пером Александра Дюма, об узнике, затерявшемся в казематах замка острова Иф, свидетельст­вует не столько о родстве беспредела тюремных порядков, сколько о вопиющей бюрократической расхлябанности чиновников, об­служивающих всесилие царского режима.

И пока, сбившись с ног, главноначальствующий на Кавказе князь Г. Голицын, три губернатора и три полицмейстера — для «ис­полнения высочайшего повеления» — полтора месяца разыскива­ли затерявшегося в царских застенках российского узника, он сам напомнил о себе.

28 июля 1903 года в Кутаисской тюрьме вспыхнул бунт заклю­ченных. Эта акция протеста приобрела громкую известность. При­чиной волнений стало плохое содержание арестованных и гру­бость тюремной охраны. «Сталин, — пишет свидетель этих собы­тий, — предъявил тюремной администрации следующие требова­ния: устроить нары в тюрьме (заключенные спали на цементном полу), предоставлять баню два раза в месяц, не обращаться грубо с заключенными, прекратить издевательства тюремной стражи и т.д. Вслед за предъявлением этих требований заключенные стали наносить гулкие удары в тюремные ворота».

Эти удары, звучавшие как грозный набат, всполошили весь Кутаис. Тюрьму окружил полк солдат, на место событий спешно приехали губернатор, прокурор, полицейские чины... Вызванный «к начальству» организатор выступления стоял на своем, и требо­вания заключенных были удовлетворены. Он снова учил товари­щей силе солидарности. Однако администрация мелочно отомсти­ла организаторам протеста: «После этой забастовки всех политиче­ских согнали вместе сначала в пятую камеру, а затем в третью камеру нижнего этажа. Это была самая скверная камера».

Но хотя местонахождение Иосифа Джугашвили наконец-то было установлено, он продолжал оставаться в Кутаисе еще месяц. Новая задержка была вызвана тем, что карательная машина режи­ма собирала по Грузии очередной «каторжный этап», и только ве­чером 8 октября группу отправили в Батум.

Константин Канделаки, который 23 августа снова был аресто­ван, вспоминал: «Ночью открылась дверь нашей камеры, и в нее во­шли несколько человек со своими вещами. Среди вошедших ока­зался т. Сосо, Илико Копалейшвили, Севериан Хвичия и несколько человек из Гурии и Имеретии». По свидетельству Канделаки, в Ба­туме он «тоже организовал бунт заключенных, после которого тре­бования были удовлетворены, а И.В. Джугашвили отправлен в ссылку».

Этап отправляли товарно-пассажирским пароходом на Ново­российск. Оттуда он должен был направиться к Ростову-на-Дону, а затем — через Самару и Челябинск — на Иркутск. Уже в Ростове ссыльные почувствовали холод русской зимы, затем начался снег. Белое покрывало тянулось от горизонта до горизонта, а ветер бро­сал в зарешеченное окно арестантского вагона колючую снежную крупу. В Сибири уже свирепствовали морозы — температура упала до 30 градусов. «Из Ростова, — вспоминал Л. Джанелидзе, — на имя Коция Канделаки мы получили телеграмму от товарища Сосо. Он просил выслать денег. Мы послали деньги без промедления».