Борьба и победы Иосифа Сталина
Шрифт:
С другой стороны, конфликт с меньшевиками Батума ускорил
восхождение Иосифа на новую ступень его революционной деятельности. Он решил обратиться в высшую инстанцию, руководившую всем механизмом подпольной работы. Иосиф Джугашвили находился в тюрьме, когда в 1903 году состоялся первый съезд социал-демократов Кавказа, принявший решение об организации Кавказского союза РСДРП, руководящим органом которого стал Союзный комитет. Старшим по возрасту и партийному стажу в комитете был М.Г. Цхакая.
Правда, и теперь проблемы молодого революционера решились не сразу. «В 1904 г., во время Русско-японской войны, — писал Миха Цхакая, — один из моих старых знакомых товарищей (по кружку, где я занимался),
Описывая эту встречу, М. Цхакая вспоминал и ее подробности: «Он мне рассказал тогда всю свою эпопею работы и борьбы в Тифлисе, Батуме и в тюрьмах, а равно подробно остановился на удачной попытке побега с места ссылки, затем рассказал о своем пребывании в Батуме, где надеялся найти старых знакомых работников и вместо этого столкнулся с будущими меньшевиками (Рамишвили, Чхиквишвили, Хомерики и К°) <...> И, наконец, заявил о своем решении начать сверху, с Кавказского союзного комитета (тогдашний краевой комитет партии), для будущей более продуктивной конспиративной работы. Вот почему он хотел видеть меня. <...>. И не ошибся. Я ему посоветовал немного отдохнуть в Тифлисе и за это время познакомиться с нелегальной литературой, новой литературой о 2-м съезде партии и пр. <...> для облегчения ему занятия я познакомил его с двумя товарищами — Ниной Аладжаловой и Датушем Шавердовым... и попросил их оказать ему всяческое содействие».
Вместе с тем находящийся в «глубоком подполье» член Союзного комитета не спешит с проявлением доверия молодому нелегалу, и возможно, что в отношении его проводилась негласная проверка. Условия подпольной деятельности не располагали к беспечному благодушию. «На одном из следующих свиданий, — продолжал Цхакая, — познакомил его с характером принятых 2-м съездом программы и устава, а равно с произошедшим расколом
партии на меньшинство и большинство <...> Я его попросил написать свое credo... Он это сделал через несколько дней. Я посоветовал ему <...> написать статью, хотя бы по параграфу 9 программы партии по национальному вопросу... Через месяц он принес довольно объемистую тетрадь <...> через другой месяц я отправил т. Сосо в Кутаисский район в Имеретино-Мингрельский комитет».
Его своеобразный отпуск не прошел бессмысленно. Написанная им в это время статья, опубликованная в 1904 году на страницах газеты «Борьба пролетариата», сразу же привлекла внимание Ленина. Впоследствии новое обращение к этой теме закрепит за ним характеристику специалиста по национальному вопросу. Это произойдет значительно позже, а лето 1904 года ознаменовало для Иосифа новый период революционной деятельности.
Участник большевистского подполья в Грузии, сын майора армейской пехоты, Сергей Иванович Кавтарадзе вспоминал, что Иосиф Джугашвили появился в Кутаиси в конце июня как представитель Кавказского союзного комитета. С этого времени его постоянной партийной кличкой на долгое время стало имя «Коба», что означало «неукротимый».
Политическая линия Кобы была подчинена главной цели: приближению революции. Как профессиональный солдат революции, он уже прочно усвоил ее законы — действенность, неукротимость, активность в мобилизации сил партии. Свою деятельность в Кутаиси он начал с реорганизации руководства. В новый состав Комитета РСДРП вошли Иосиф Джугашвили, Сергей Кавтарадзе, Н. Карцивладзе, Б. Бибинейшвили, С. Киладзе, Александр Цуклидзе и Михаил Окуджава. Практическая деятельность нового
Активность нового руководителя быстро дала результаты. Член Имеретино-мингрельского комитета Б. Бибинейшвили свидетельствовал, что когда «для руководства работой к нам приехал товарищ Сталин», то во второй половине 1904 года началась организационная работа по деревням, и вскоре «вся Кутаисская губерния покрылась революционными нелегальными организациями».
Однако нелегальная деятельность для ее участников была подобна пребыванию на войне и неизбежно была сопряжена с опасностью. Летом 1904 года власти активизировали репрессии против подпольщиков, прокатившиеся волной массовых арестов. И уже вскоре Джугашвили поднялся еще на одну ступень в партийной иерархии. Он стал членом высшего партийного органа — Кавказского союзного комитета.
«После одного из моих подпольных объездов России (Баку, Смоленск, Орел — места тогдашних общепартийных центров), — вспоминал Миха Цхакая, — вернувшись в Тифлис, я оказался единственным (оставшимся) членом краевого комитета, — все члены комитета оказались за решеткой. Тогда я один кооптировал немедленно моих близких соратников, которым доверял <...> В числе них были т. Коба и т. Каменев».
Конечно, новое положение в руководстве партией создавало новые опасности и для Джугашвили. Они были неизбежным следствием его образа жизни. Впрочем, с момента вступления его на путь борьбы с самодержавием охота за ним не прекращалась. В начале августа 1904 года при посещении Тифлиса он тоже чуть не оказался арестованным. Г. Бередзеношвили, поселившийся в тот период на Михайловском проспекте, вспоминал, что в квартиру напротив, где жил Иосиф Джугашвили, «нагрянули жандармы и, не застав его, оставили в комнате засаду. Казалось, что арест был неизбежен».
Однако заметившие жандармов соседи дали ему «предупреждающий знак», и при возвращении домой он вовремя повернул обратно, сумев ускользнуть от преследования. После этого случая Н. Аладжанова отвела его на Авчальскую улицу, 29, в дом к учителю Ашоту Туманяну. То, что ему удалось избежать ареста, не было просто везением, случайной удачей. Скорее это было закономерностью. Он знал правила борьбы и никогда не пренебрегал предусмотрительностью и осторожностью.
Наступил новый этап участия в революционном движении Иосифа Джугашвили. С этого момента до осени 1905 года он пребывает в постоянных разъездах, отдаваясь делу с энергией, энтузиазмом и деловитостью действующего политика-организатора. Представляя высшее руководство партии, он не тяготится ни рутиной кропотливой работы, ни тяжестью нелегальной жизни. Человек сильного характера, он обладал способностью принятия мгновенных решений, от которых часто зависели как успех дела, так и судьбы товарищей. И политическая борьба была для него не способом самолюбования, не оторванными от жизни упражнениями праздного ума самоуверенного интеллигента, а самой жизнью. Без таких действующих в подполье революционеров, деловых политиков не было бы самой партии.
В отличие от него для эмигрантских лидеров революционность являлась созерцательным процессом, наблюдаемыми со стороны явлениями, не пережитыми на собственном опыте. Их личный контакт с пролетарской средой в лучшем случае сводился лишь к связям «с рабочей элитой, приобщавшейся к социализму». Только «по книгам они были знакомы с теми инертными, отсталыми, полными подозрительности народными массами, разбившими надежды народников, когда в 1870—1880 гг., переполненные идеалами, они отправились в народ». Характерно высокомерное, но по существу недалекое по уму признание, сделанное, по выражению Лиона Фейхтвангера, «сварливым доктринером» Троцким: