Борьба на юге
Шрифт:
"Комитет" возглавляя главным образом далеко не полные 10, 27, 35 и гвардейские казачьи полки, большевистски настроенные, обещал сохранить "нейтралитет". Правительство его заявлению поверило, а в итоге, от руки этих казаков погиб краса Дона — партизан Чернецов!
Но, вернемся к фронту. Сведения о разгроме Чернецова в штабе первое время были неопределенны и разноречивы. Обаяние этого знаменитого Донского героя было настолько сильно, что долгое время не хотели верить в его гибель, все надеялись, что каким-то чудом он уцелел, и спасся. Но мало-помалу, полученные донесения и рассказы очевидцев, подтвердили его смерть, внеся большое уныние и поколебав дух, как военного
Гибель степного богатыря была незаменимой потерей для казачества. С ним терялась последняя опора независимости и свободы Донского края. Достойных Чернецову заместителей не нашлось. Партизанские отряды войскового старшины Семилетова, прапорщика Назарова, есаула Лазарева, сотника Попова и других оказались гораздо слабее.
Задачей партизанских отрядов было не допускать большевиков в Новочеркасск, с боем отстаивая каждый шаг.
Кучка верных долгу офицеров, кучка учащейся молодежи, несколько казаков, не изменивших присяге, — вот все, что защищало Новочеркасск и поддерживало порядок в городе, кишевшем большевиками. Иногда босые, плохо одетые, плохо вооруженные, без патронов, почти без артиллерии, они огрызались от навалившихся на них со всех сторон огромных большевистских банд и таяли не по дням, а по часам.
Большевики, уклоняясь от виселицы, непрестанно усиливаясь, с каждым днем наседали все смелее и энергичнее.
Не только все железные дороги из Европейской России в Новочеркасск и Ростов были уже в их руках, но они уже владели Таганрогом, Батайском, и станицей Каменской, где образовался военно-революционный казачий комитет, и где была штаб квартира Подтелкова и Кривошлыкова. Особенно сильно напирали красные со стороны станицы Каменской, стремясь постепенно изолировать Новочеркасск и превратить его в осажденную крепость.
Без ропота, с небывалым порывом, мужественно несли свою тяжелую службу донские партизаны, напрягая последние силы, чтобы сдержать этот натиск противника.
Ростовское направление пока еще прикрывалось Добровольческой армией, ведшей бои с большевиками на Таганрогском и Батайском направлениях. С других сторон Новочеркасск, в сущности, был открыт, и легко уязвим. Приходилось, стоя на месте, отбиваться, иногда уступая противнику, отходить понемногу к Новочеркасску, что грозило кончиться полным окружением. Стальное кольцо вокруг города постепенно суживалось, обстановка становилась серьезнее и безнадежнее.
Оборона калединцев состояла просто из кучки партизан, которые стояли и сражались, иногда не получая приказов, но всегда преисполненные гордости и решимости, пока в конце концов их не уничтожила атака за атакой. Положение осложнялось тем, что главный источник пополнения боевых частей — приток добровольцев извне совсем прекратился, просачивались редко только отдельные смельчаки.
Применить принудительную мобилизацию, хотя бы в небольшом районе, пока подвластном Донскому Правительству, как я уже указывал, не решались. Оборону основывали на добровольцах, которых и штаб и Правительство настойчиво зазывали в партизанские отряды, выпуская чуть ли не ежедневно воззвания к населению. И грустно, и бесконечно жалобно звучал повисший в воздухе призыв "помогите партизанам".
Большинство обывателей уже свыклось с этим и относилось ко всему безучастно. А в Новочеркасске в эти дни, на огонек имени Каледина и Добровольческой армии, собралось значительное число людей разной ценности. Среди них были и люди достойные, убежденные, но были случайные, навязанные обстоятельствами, как ненужный балласт, в лице всякого рода, отживших свой век антикварных
В общем, были ценные работники и были люди личной карьеры. Вторые составляли своеобразную шумливую, резко реагирующую на всякие события клику, стремившуюся примкнуть к власти и во что бы то ни стало доказать всем и каждому, что до тех пор спасение России невозможно, пока тут не будет образовано центральное Российское правительство из титанов мысли и отцов русской демократии и портфели поделены, конечно, между ними.
Временами встречались фигуры известных политических деятелей (М. Родзянко, П. Струве, Б. Савинков, П. Милюков) прибывших на Дон спасаться от большевиков и неоднократно проявлявших желание вмешаться в дела донского управления. Эта элита заплыла жиром и ослабела головой настолько, что уже сейчас неспособна возглавить спасение Отечества, уподобляясь прорабу из старой комедии, вещавшему «о космических кораблях, бороздящих просторы Большого театра». К тому же у них царит полная каша в головах: одни ратуют за монархию, другие за республику, третьи и вовсе имеют склонность к делу революции.
В Ростове дело обстояло еще хуже. Ко времени моего приезда на Дон, Добровольческая армия и генералы Алексеев и Корнилов уже покинули Новочеркасск и перешли в Ростов, сделав его центром формирования своей армии.
При этом генерал Алексеев брал на себя ведение финансовых дел и вопросы внешней и внутренней российской политики; генерал Корнилов — организацию и командование Добровольческой армией; генерал Каледин — формирование Донской армии и ведение всех дел войска Донского, а верховная власть в крае и решение принципиальных вопросов принадлежала "Триумвирату" этих лиц. В итоге, ни остальная Россия, ни союзники ничего не дали. Добровольцы жили, паразитируя на казачьем гостеприимстве, расходуя местные Донские наличные запасы, которые, кстати сказать, были весьма ограничены. Если память мне не изменяет, то с разрешения генерала Каледина из Ростовского отделения Государственного банка Добровольческой армии только за один раз было отпущено около 15 миллионов рублей!!! Огромнейшая сумма! А это, считай, уже мои деньги!
На Левом берегу покрытого льдом Дона можно увидеть позиции большевиков. На западе позиции красных банд уже практически выходят на окраины Ростова, они у станицы Гниловской. Недавно оттуда сообщили, что этим тварям, для которых нет ничего святого, удалось захватить сестру милосердия и несколько раненых офицеров. Все пленные были зверски замучены до смерти.
А в Ростове как будто ничего не желают об этом знать! Нервно бурлила городская жизнь. Сказывалась непосредственная близость фронта. Падение города становилось неизбежным, и эта грядущая опасность мощно овладела сознанием всех и насыщала собой и без того сгущенную, нездоровую, предгрозовую атмосферу. Все яснее и яснее становился грозный призрак неумолимо надвигавшейся катастрофы и все сильнее и сильнее бился темп городской жизни, словно вертясь в диком круговороте.
Какое-то отчаяние и страх, озлобление и разочарование и, вместе с тем, преступная беспечность, захватывали людские массы. Отовсюду ползли зловещие, тревожные слухи, дразнившие больное воображение и еще более усиливавшие нервозность настроения. На улице, одни о чем-то таинственно шептались, другие, наоборот, открыто спорили, яростно браня Правительство, военное командование, как виновников нависшего несчастья. Гордо поднимала головы и злобно глядела чернь и городские хулиганы. А на позициях, неся огромные потери в ежедневных боях, число защитников свободы непрерывно уменьшалось. Пополнений и помощи для них не было.