Бородинское поле
Шрифт:
молчал.
А тем временем Галя говорила матери:
– Позвони отцу. Почему ты не хочешь позвонить?
– Зачем? Он же не стал со мной разговаривать.
– Вы поругались?
– Нет.
Обе женщины обменялись чистосердечными взглядами.
Мягкий взгляд дочери призывал к доверию и дружескому
расположению, в глазах матери светилась нежная страсть и
неукротимая любовь. Они понимали друг друга без слов,
читали мысли.
–
– спросила Галя, и вопрос этот
содержал очень многое, и то, о чем они еще не говорили. В
нем были не просто догадки и подозрения, а нечто большее,
определенное. И Валя не могла лукавить, видя в дочери свою
союзницу.
– Я не могу ничего с собой поделать. Время не излечило,
а только укрепило. Я не могу без него. Он мне нужен, как
воздух. Если я не услышу его голос хотя бы по телефону, я
весь день не нахожу себе места, я мечусь, как потерянная, -
растроганно и сладостно призналась Валя. - Мне ничего от
него не надо. Только слышать его голос, знать, что он есть,
думать о нем, иногда встречаться. Мы видимся редко, и
.каждая встреча для нас - праздник.
Галя не удивилась. Она посмотрела на мать
сочувственно и озабоченно сказала:
– Бедная тетя Варя! Мне ее жалко.
Валя вспыхнула, изменилась в лице. В глазах ее
отразился ужас. Она ведь не подозревала, что дочь знает имя
ее возлюбленного.
– Почему ты решила? - с торопливой живостью
заговорила Валя.
– Откуда тебе известно?
– Это несложно, - спокойно ответила Галя.
– Думаю, что и
отец догадывается.
– Ты уверена? Нет, он не догадывается. Он спрашивал у
меня его имя. Я, разумеется, не сказала. И Варя не знает. Нет-
нет, не могут они знать. Иначе бы...
Она не договорила, лихорадочно сжавшись в комок.
– Ты наивная, мамуля, - и Александра Васильевна, и
Лена, думаю, догадываются. Они же не слепые. Я-то знаю.
Давно знала.
– Какой ужас, какой ужас!
– воскликнула Валя и закрыла
пылающее лицо руками.
– Что же делать, как же теперь быть?
Она спрашивала совета у дочери, но Галя уклонилась,
сказав рассудительно:
– На этот вопрос только ты можешь ответить.
– Да, да, только я. Сама заварила - самой и
расхлебывать.
– Не те слова, мамуля, и ты ни в чем не виновата, -
искренне поддержала Галя.
– А как бы ты поступила на моем месте?
– Валя смотрела
на Галю не как на дочь, а как на подругу, от которой уже нет
тайн.
– Не знаю.
советоваться и пи с чьим мнением не посчиталась бы.
– Спасибо, доченька.
– Валя обняла Галю и поцеловала.
3
Когда самолет, в котором возвращались домой супруги
Флеминги, поднялся в ясное морозное небо Москвы и взял
курс на запад, в Америке была глубокая ночь. В эту ночь Нину
Сергеевну мучили кошмарные сновидения. Ей снились
события тридцатипятилетней давности: колючая проволока,
грохот бомб, горящий эшелон, немецкие овчарки, почему-то в
касках и в погонах эсэсовцев, виселицы. И среди повешенных
она узнала Оскара. Он был жив, он звал ее на помощь - такое
возможно только в сновидении, - он призывно размахивал
руками, а голос его был хриплый, слабый, угасающий. И она
сняла его с виселицы и положила на землю. Он закрыл глаза и
казался бездыханным, умирающим. Она настойчиво
тормошила его, пытаясь привести в чувство, говоря: "Оскар,
Оскар, очнись! Нам надо бежать. Кругом эсэсовцы и овчарки".
Он открыл глаза и сказал: "Я не Оскар, я Глеб". Она
удивилась. Как? Глеб погиб на границе! Она присмотрелась и
увидела, что это был действительно Глеб. На нем была
опаленная огнем гимнастерка и майорские петлицы. Она
попыталась помочь ему подняться и услыхала за спиной
надменный хохот. Она обернулась и - о, ужас!
– за ее спиной
стоял Оскар в форме эсэсовца с автоматом на изготовку и
хохотал. Она позвала: "Оскар, помоги нам". Но Оскар
продолжал хохотать. Тогда она повернулась лицом к Глебу, но
Глеба уже не было. Ничего не было - пустота, ночь и
безмолвие, только в небе сверкали звезды, необыкновенно
яркие и холодные. Она видела, как из мириад звезд сорвалась
одна и полетела не на землю, как это обычно бывает, а куда-то
вдаль и ввысь. И потом вдруг где-то в просторах вселенной
раздался ослепительный взрыв - грандиозный катаклизм, - и
Нина Сергеевна решила, что улетающая звезда столкнулась с
другой, неподвижной. Взрыв был такой ощутимый, а вспышка -
катастрофически явственной, что Нина Сергеевна проснулась.
Она находилась в состоянии ужаса. Ее лихорадило, мысли
торопливо и беспорядочно толкались, мешая сосредоточиться
и разобраться, при этом главная мысль говорила: что-то
случилось. И тогда ее настигла догадка: самолет! Взорвался