Бородинское знамение
Шрифт:
Евдокия Фаддеевна твердо решила перестать плакать, а для этого нужно было прибегнуть к испытанному страшному аргументу: представить себе, что в таком состоянии ее могут застать ученики. Откинув тяпку, она резко выпрямилась, и панамка спланировала на землю. Скрученные в «кику» волосы распушились, отекшие дрожащие губы приоткрылись, красные опухшие глаза невидяще уставились на забор. За забором стояла Кира Кроль и смотрела на Евдокию Фаддеевну в упор. Обе они замерли, а потом Кира толкнула калитку, подошла к Евдокии Фаддеевне, не отрывая взгляда
– Спасибо, девочка. Ты что-то хотела?
– Не за что. Я пришла к Мише. Меня зовут Кира Кроль.
– Я так и поняла. А Миши нет дома, я думала, вы как раз вместе играете.
– Ничего, я его найду. – Кира перевела взгляд с лица женщины на дом.
Евдокия Фаддеевна не удержалась:
– Кирочка, скажи, пожалуйста… тебя папа привез?
– Да.
– А он когда тебя приедет забирать?
– Не знаю. В конце лета, наверно. – Кира сдвинула брови: вопрос Евдокии Фаддеевны напомнил ей о том, как отец подвел ее, не сдержав обещания.
Евдокия Фаддеевна заметила, что девочка помрачнела. Неужели она догадалась о чувствах, которые чужая тетка питает к ее папе? Женщина засуетилась, ища предлог расстаться с Кирой немедленно. Дверь дома распахнулась: на пороге покачивалась крошечная Лиза.
– Лизавета! – возопила Евдокия Фаддеевна и устремилась к племяннице через картофельные гряды. Кира посмотрела ей вслед. А потом вышла со двора, прикрыла калитку и отправилась искать Мишку.
Павел
Вечером купались. Мишка привел с собой Зойку Швец – веселую, рыжую, с хвостиками и веснушками – все как полагается. Кире она сразу очень понравилась. Несмотря на многословность, девчушка не выглядела навязчивой. Зойка, казалось, тоже сразу почувствовала симпатию к Кире – такой стройной, красивой и загадочной, какими бывают только принцессы в сказках. В ожидании Павла Зойка и Мишка рассказывали Кире о необычной игре, в которую они часто играли летом. Игра называлась «ночные прятки», и ее правила весьма насмешили Киру, уверявшую ребят в том, что в подобной игре невозможно выиграть. Но едва Мишка – признанный чемпион ночных пряток – начал с жаром доказывать ей обратное, как появился Павел.
Он прикатил на самокате. Пристроил своего «коня» в тени большого валуна, скинул кеды, футболку и шорты. Аккуратно повесил одежду на руль самоката, вызвав вздох у Зойки, пробурчавшей под нос что-то старческое, вроде: «А некоторых не заставишь одежду убирать!» Потянулся, постоял на берегу, и быстро вошел в воду. Продемонстрировал всей честной компании, как прекрасно он плавает, а потом уселся на берегу рядом с Кирой. Мишка заранее набрал в ведерко мелких камешков, и ребята по очереди кидали их в воду. Два камешка Киры залетели дальше всех. Павел хмыкнул и с места бросился
– Пал Палыч! – завопил Мишка, – Ты дурак совсем? Там же камень!
– Выпендрежник! – фыркнула Зойка. Она вскочила, хлопнула Мишку по спине и крикнула:
– Догоняй!
Мишка помчался за ней, сверкая пятками. Кира же, прикрыв глаза ладонью от заходящего солнца, следила за пловцом.
– Что там за камень? – спросила Кира у Павла, когда он, наконец, соизволил вылезти на берег.
– Краеугольный, – пошутил он. – Большой острый камень, его не видно так, а вода еще не обтесала. Короче, – Павел зевнул, – опасный он.
– Ты же… ты же мог погибнуть! Как твой папа. – Кира надеялась, что ее голос не дрогнул.
– Мог, – парнишка посерьезнел, – но мне пока это не нужно.
– Пока? Что значит «пока»?
– Слушай, внучка-Кроль, – он наклонился к ней ближе, так, чтобы Зойка и Мишка не расслышали. – Ты же не просто так упомянула моего отца! Ты… ну… что-нибудь знаешь?
– О чем?
Кира готова была услышать что угодно. Но только не то, что он спросил:
– О том, как на самом деле погибли наши родители?
Кира не ответила. Павел тоже замолк. Он видел, что девочка вспоминает, и не хотел ей мешать. Кира же действительно пыталась вспомнить что-то, чего в ее от природы прекрасной памяти то ли не было совсем, то ли не хватало частично. Смутные образы то возникали как тени, то пропадали. Мучительно продираясь сквозь слои времени, она пыталась вызвать в памяти лицо матери, но не могла.
Мишка и Зойка полезли в воду, начали брызгаться. А у Киры от их криков зашумело в ушах. Низкое солнце слепило ее, отрезая от сидящего рядом Павла, висок заломило, кровь отхлынула от щек, пальцы стали как ледышки. Он коснулся ее плеча:
– Послушай, не надо. Если ты этого не помнишь, то и не надо. Я… я могу помочь тебе вспомнить, но не сейчас, не здесь. Не при них, понимаешь?
– Да. Понимаю. Да.
Словно в забытьи, Кира медленно встала и пошла вверх по склону, покачиваясь, как от ветра. Павел пристально, по-взрослому смотрел ей вслед, а когда она скрылась из глаз, побежал купаться.
Зойка
– А теперь, деточка, не мешай мне, посиди тихонечко на сундучке, на моем передничке, – приговаривала прабабушка Зоя Панкратовна, усаживая вертлявую тезку. – Посиди, Рыжик. А я поворожу.
Пятилетняя Зойка обожала свою прабабушку, да и та разве что еще красную шапочку ей не сшила. Зоя Панкратовна, теперь совсем седая, в молодости была такая же медно-рыжая, как ее правнучка. К тому же Зойку назвали в ее честь. Их взаимное притяжение было таким сильным, что его чувствовали даже посторонние: если прабабушка вела Зойку гулять, между ними никто не мог пройти, даже Дружок не мог проскочить! Он лишь бегал кругами, весело облаивая прабабушку с правнучкой.
– Вот так сиди, Зоюшка-заюшка, смотри да присматривайся, слушай да прислушивайся.