Бородинское знамение
Шрифт:
– Конечно, скорее всего, это папа… или мама… Письмо-то дедушка написал именно ей.
– Будем гадать, не догадаемся. Но сегодня мы его заберем. Потому что у тебя, в отличие от меня, есть на это право. Ты – наследница!
Свечи начали чадить. Кира закашлялась. Павел взял одну из горящих свечей и пальцами снял нагар, потом проделал то же самое со второй свечкой, не поморщившись.
– Тебе не больно?
– Больно. Слегка. Но мне пришлось приучить себя к боли.
– Зачем?
– Затем, что умереть без боли в нашем мире не получится. А я убежден, что если умру, то попаду в другой мир. Как мой отец. Как твоя мать. А если найти метеорит и умереть здесь,
– С тобой! Но я не понимаю, зачем тебе умирать, и про какие другие миры ты говоришь?
– Когда я прочитал статьи твоей мамы, я сделал вывод. Она искала портал. Понимаешь? Она об этом не пишет. Она пишет только о «модификации» кролика. Но я думаю, что речь на самом деле идет о его перемещении. Я помню, я раз двадцать перечитал ее статью о кролике по кличке Зайка.
– Ой! Про Зайку я знаю! Папа рассказывал мне эту сказку!
– А это не сказка. Зайка – единственный из подопытных кроликов твоей матери, оставшийся в живых после экспериментов с перемещением. Она… Она убивала их, Кира. И не смотри на меня так! Ученые это делают с кроликами, с мышами…
– Я знаю. Так ищут вакцину.
– Не только вакцину. Она убивала их с помощью «хондрита». Они «модифицировались», так она пишет. Кролик «развоплощался» в одной клетке и «материализовался» в другой. Но не сразу. А спустя некоторое время. И я уверен, что за это время он побывал в другом измерении. В другом мире, понимаешь?
– А что такое «портал»? Это как в фэнтези, да?
– Это проход в другую реальность. Дверь, портал, дыра. Ты помнишь, что я тебе предлагал, когда мы купались?
– Конечно. Ты сказал, что можешь помочь мне вспомнить, как погибла моя мама. Но не при Зойке и Мишке. Это тоже тайна?
– Тайна. Но мне придется посвятить тебя и в нее. Если ты действительно решилась мне помогать.
– Решилась. И никому ничего не скажу.
– Окей!
Павел сунул руку под крышку стола и сделал такое движение, как будто что-то отрывает. И действительно, он оторвал клейкую ленту и вытащил небольшой, остро заточенный нож. Удерживая ножик левой рукой, большим пальцем правой он чиркнул по лезвию. Показалась кровь. Павел облокотился левой рукой о стол так, что нож оказался прямо перед Кирой, и кивнул на него. Кира сжала правую руку в кулак, выставив большой палец, и тоже провела им по кончику ножа, разрезая кожу. Павел бросил нож на стол и крепко ухватил левой рукой Кирино правое запястье:
– Теперь подумай о том же, о чем и я: что случилось с твоей мамой? Поняла?
– Да.
Павел дал ей пару секунд, а потом прижал свой кровоточащий палец к Кириному.
***
Лестница, очень крутая лестница. Маленькая Кира боится спускаться по ней одна. Каждая ступенька дается ей с трудом – отсюда так легко скатиться! Дедушка не разрешает ей ходить тут без мамы. Мама? Где мама? Холодно. Темно. Но Кира знает дорогу. Вот она спускается ниже, еще ниже. Где-то тут должна быть дверь. А, вот она! Дверь приоткрыта! Кира сначала осторожно заглядывает, а потом заходит в комнату. Как здесь светло! Мама стоит перед зеркалом. Большое зеркало, маму в нем видно всю, даже туфельки видно. Ее светлые волосы падают ниже колен, струятся по плечам, загораживая от нее дочку. Мама отражается в зеркале. Но как-то странно. Искаженно. Пахнет цветами. На столе стоит ваза с пионами. Это любимые мамины цветы.
* * *
– Страшно, мне страшно! Мама, пожалуйста! Не уходи!
Она очнулась. Он стоит на полу на коленях: волосы всклокочены, лицо мокрое, руки холодные. Он прижимает ее голову к своей груди, она слышит, как стучит его сердце, как неровно он дышит. Она высвобождается из его рук. Свечи потухли. Они сидят на полу в темноте.
– Мама ушла от меня в зеркало. Свет погас. Я больше ничего не помню. Прости.
– Я видел. Это ты меня прости. Я не ожидал такой сильной реакции.
– Теперь еще хуже. Теперь я вспомнила. Теперь я буду сомневаться.
– Это и был портал, понимаешь? Зеркала ими часто бывают. Я читал. Прости, Кира.
– Нечего прощать. Нам ведь нужна правда!
– Правда в том, что «хондрит», который изучала твоя мать, видимо и есть тот самый бородинский метеорит. У них же была целая лаборатория, секретная, как я понял. Ты знаешь об этом?
– Знаю. Но очень немного. Папа, по совету дяди Семена, ограждает меня от травмирующей информации. Так они говорят. Павел!
– А?
– Если твоя кровь смешивается с кровью другого человека, к нему возвращается память? И ты это видишь?
– Типа того. Это мой дар.
– И как ты этим даром пользуешься?
– Никак. Сейчас был только третий раз.
– А первые два?
– Первый раз вышло случайно. Подрался в начальной школе, в семь лет еще. Содрал кожу на костяшках, а потом заехал Димону в нос. Кровь смешалась. И я как сквозь стекло увидел его с собакой, боксером. Я спросил, зовут ли его собаку Нокаут. Димон сказал, что да. Он так обалдел, что мы сразу же и помирились. За драку нас отвели к директору, вызвали родителей. По дороге домой я поинтересовался у мамы, что это я такое умею. Она перепугалась. Нажаловалась папе. Папа меня тогда здорово отчитал! Но и объяснил. Порезал палец, как мы сегодня. И мне велел порезать. И я увидел его первую драку в детстве. Вот и все. Папа сказал тогда, чтобы я был осторожен. И не злоупотреблял своим даром, потому что…
– Потому что есть неизведанные людьми силы, которые могут заставить тебя употреблять твой дар во зло.
– Откуда ты знаешь?
– Мне папа тоже это говорил.
– У тебя тоже есть дар?!
– Нет. Он говорил о маме. У нее был дар внушать любовь, а злые силы…
– Тьфу! Осточертели они мне все со своей любовью!
Павел вскочил на ноги, поднял оба стула и подал руку Кире, помогая ей встать:
– Ты чего дрожишь? Холодно?
– Ужасно!
– Бери свечи, давай спустимся вниз, затопим камин. И прихвати тетрадь!
Он включил фонарик, и они спустились на первый этаж. Павел пододвинул для Киры плетеное кресло, а сам, приоткрыв вьюшку, развел небольшой костерок в камине. Теплее не стало, дом основательно продуло сквозняками. Но веселый огонь успокаивал. Кира подобрала ноги, устраиваясь поудобнее. Павел уселся рядом с печкой на потертом коврике. Они смотрели на пляшущее пламя и думали каждый о своем.
Кира думала о том, что Павел очень хороший человек, несмотря на свое фанфаронство. Она чувствовала, что все произошедшее связывает их совершенно волшебным образом, но чудо, как это свойственно всем чудесам, скоро кончится, и им придется разойтись по домам. А Павел злился на взрослых, устроивших тайну из любви, которая ничего ценного собой, похоже, не представляет, а только мешает докопаться до истины. И вдруг обоим стало весело. Они переглянулись.