Ботинок
Шрифт:
Оставшись одни, Кристина спросила:
– Ты, Паша, с какой радости напился? Не хотел ведь.
– Напьёшься тут, - проворчал Силкин.
– Господи, опять что-нибудь не так?
– Сибиряки совсем обнаглели. За упаковку Мишеля денег потребовали немеренно! Суки! Волки позорные! Послушай, у твоей ма нет денег?
– Сколько нужно?
Силкин назвал сумму, которую потребовали Владивостокские коллеги за гарантированную посадку Мишеля за решетку.
– С ума сойти!- воскликнула Кристина.
– Таких денег, отродясь, у нас не было. Ты ведь говорил, что уже расплатился.
–
– И что же теперь будет? Мишеля выпустят?
– Это вряд ли: дело назад не вернуть. На худой конец, если сорвётся с крючка и объявится в Москве - ничего страшного. Стой на своём: мужа похоронила, а кто ты? Жулик! И иди, пока цел. Ничего не бойся. Все нужные бумаги у нас на руках. Твой Мишель ничего не докажет. Бумажка у нас значит больше челоnbsp;
&века. Такая у нас страна. Родина такая. И ничего он нам не сделает: его нет, понимаешь? Его разорвало на мелкие кусочки во время террористического акта в метрополитене. И его опознали по ботинку, и не просто по ботинку, а по такому ботинку, который спутать с другими ботинками невозможно. На всём свете такой ботинок один. Следовательно, опознание неопровержимо, стопроцентно. Похороны были. Свидетелей полно. Тоже денег немалых стоило. Так что, дуся, не парься - и квартирка, и машинка, и дачка останутся нашими. Живи и радуйся.
– Ой, всё равно на сердце как-то неспокойно.
– Закудахтала! Спать пошли. Мне завтра на службу, будь она неладна.
Часть 37. Говорю - берегитесь!
К следователю его вызвали в неурочный час: во время ужина. Последний раз Мишеля допрашивали две недели назад.
– Садитесь, - предложил старший лейтенант.
Против обыкновения, в голосе милиционера звучали откровенно дружеские нотки. В русских тюрьмах, известно, чем мягче стелют, тем жёстче спать. Мишель насторожился.
– Как дела? Как здоровье?
– спросил старлей.
– Пока не жалуюсь. Скажите прямо - случилось чего? С датой суда определились?
– Суда не будет. Мы во всём разобрались и считаем, что Вы не виновны. Удивлены? Думали, мы тут совсем без совести и чести? Зря. Для нас, между прочим, справедливость превыше всего. Завтра Вас освободят. От имени управления приношу извинения. По-товарищески советую: в Москву не суйтесь. Там есть люди, которые в покое Вас не оставят.
– В Москве у меня нет врагов.
Старлей снисходительно улыбнулся:
– Не торопитесь с выводами. Подумайте, кому могли дорогу перейти. Еще раз говорю - берегитесь. Тот, кто Вас сдал, не отстанет, пока опять в тюрьму не засадит. Вы меня поняли? Но, если решите поехать в Москву, никому не звоните, никого не предупреждайте.
– Жене тоже не звонить?!
– Ей в первую очередь. То, что произошло с Вами, похоже, связано с ней. Навестите родителей, осмотритесь. Ну, счастья и удачи!
***
Мишель стоял у собственной квартиры. Трудно поверить, что прошло полгода, как он отсюда ушёл. Было огромное желание открыть дверь своим ключом, застать Кристину врасплох, но передумал: победила врождённая интеллигентность. Он нажал кнопку звонка. За дверью послышался мужской кашель и голос:
– Сейчас.
Мишель
– Вы ошиблись, - сказал бугай и захлопнул дверь перед лицом Мишеля.
Придя в себя, Мишель вновь нажал на кнопку звонка.
А в это время, в квартире творился натуральный переполох. Силкин прыгал на одной ноге, а другой никак не мог попасть в штанину брюк. Кристина вышагивала перед ним как часовой.
– Что делать? Что делать?
– истерично повторяла она, замирая, и прислушиваясь к звонкам.
– Ты говорил, что он до Москвы не доедет! А он взял и доехал!
– Черт его знает, почему его так быстро выпустили!
– отвечал Силкин.
Кристина остановилась, прислушиваясь: снаружи, пытались вставить в замочную скважину ключ.
– Вовремя я замочек-то поменял, - улыбнулся Силкин.
– А ты всё "не надо, не надо"!
Больше всего Кристину расстраивало то, что Паша был растерян и не на шутку испуган. Это говорило о том, что, история с посадкой Мишеля в тюрьму, его похоронами, не до конца была продумана. Не случайно, наверное, Кристине недавно приснился сон, очень нехороший сон, будто мужик в милицейской форме, но не милиционер, а так, просто переодетый, тычет в неё указательным пальцем и молчит. И куда бы она ни пошла, он шёл за ней со своим пальцем. И тычет, тычет пальцем, ничего не говоря. Страшно!
Сон с намёком на казенный дом. Вот чего Кристина точно не хотела, так это иметь дело с милицией, а тем более оказаться в тюрьме. Ма столько ей всего про тюрьму понарассказывала, что, кажется, свой срок в зоне Кристина уже отмотала.
А Мишель уже начал стучать в дверь.
– Не уходит никак!
– нервно кусала губы Кристина.
– Что делать?
Силкин, одетый в свой лучший костюм, белую рубашку и галстук, что обыкновенно делалось в исключительно торжественных случаях, приказал:
– Выпей валерьянки и открой дверь.
– Это тебе нужно пить валерьянку. Эх ты, я тебе доверилась, а ты.... Всё, завтра уеду домой. Ничего мне не нужно: ни квартиры, ни машины, ни дачи.
– А мне нужно всё. Понятно тебе?
– рявкнул Силкин.
– Не волнуйся. Эту ситуацию мы с тобой отрабатывали? Помнишь или нет?
Некоторое время назад, на случай появления Мишеля, Силкин провёл с Кристиной настоящее учение.
– Помню.
– Успокойся, действуй по плану и всё будет нормалёк. Это я тебе говорю. Теперь от тебя всё зависит. Постарайся ради нас, любимая!
И всё равно в Павле не чувствовалась присущая ему уверенность и напор.
Кристина открыла дверь, в сомнении, что сможет сделать так, как нужно. Но, как умеют только женщины, даже не взглянув на Мишеля, она всем своим существом, вдруг, осознала, что Мишель ей, по-прежнему, противен, и даже больше прежнего. И если она не сделает того, что от неё требует Паша, то вся жизнь её пойдет на смарку. Она лишится московской прописки, квартиры, машины, дачи. То есть сама собственными руками отдаст своё благополучие. И кому? Этому слизняку Мишелю, которому и жить-то на белом свете незачем.