Ботинок
Шрифт:
– Как думаешь, что это?
– спросил он, загадочно улыбаясь.
Судя по хитрому и самодовольному лицу Силкина, за этим вопросом крылся какой-то подвох, и потому Кристина высказалась уклончиво:
– Не знаю. Откуда мне знать.
Силкин ухмыльнулся:
– Эх, дуся!
– Сто раз просила - не называй меня "дусей".
– А как тебя еще называть, если ты не догоняешь? Это вещь, при помощи которой квартирка Мишеля скоро станет нашей квартиркой не только де-факто, но и де-юре. Усекаешь? Сейчас нет времени
– П-поняла. А что делать со вторым ботинком?
– Спрячь пока подальше. Там видно будет.
***
Сказать, что в ожидании своего мужика Кристина вся извелась - это значит, ничего не сказать. Но рано или поздно всему приходит конец. Силкин вернулся домой за полночь. Выглядел он уставшим, но счастливым. Кристина не смогла вспомнить, когда видела его таким довольным.
– Ну, давай, рассказывай?
– с ходу взялась за него Кристина.
– Что "ну"? Ты сначала покорми, обогрей, потом запрягай, - ответил Силкин в своей обычной иронической манере.
– Чем кормить-то?
– всплеснула руками Кристина.
– Ты сам запретил в магазин ходить.
Силкин изменился в лице. Далее состоялся обычный для последнего времени диалог с взаимными мелкими оскорблениями и упреками. С учетом позднего времени, Кристина сразу пустила в ход свое главное оружие - слезы, и потому перемирие наступило довольно скоро. Силкин на дух не переносил женские слезы. Он обнял Кристину:
– Всё! Хватит ныть. Можешь поздравить: меня назначили старшим бригады по расследованию сегодняшнего взрыва в метро.
– Что за взрыв?
– равнодушно поинтересовалась Кристина, которой не терпелось узнать, зачем всё-таки Силкину понадобился ботинок Мишеля.
Силкин надул щеки.
– Скоро чокнешься от спанья. Хотя бы немножечко нужно интересоваться, что в мире происходит, - назидательно произнес Силкин.
– Мне-то зачем?
– спросила Кристина, поставив в тупик Силкина.
– Мое дело - хозяйство вести, а не газеты читать.
– В целом правильно, но всё-таки...
Силкин в двух словах рассказал об утреннем взрыве в вагоне метро на перегоне между станциями "Автозаводская" и "Павелецкая".
– Террористы не унимаются!
– заключил Силкин.
– Сегодня меня вызывали на самый верх. Шёл, трясся весь, думал уволят к чёртовой матери, а оказалось, поставили начальником следственной бригады. Ежели дело раскрою, то подполковника, а то и полковника дадут. Само собой, оклад прибавят. Заживём как белые люди. Недаром мне сон приснился - полтинник на дороге нашёл. К деньгам значит сон. А тут ещё начальник мой в отпуске оказался, ну меня, значит, вместо него и назначили. Да, вовремя грохнуло. Представляешь: сорок трупов, сотни раненых! Красота!
– мечтательно произнес Силкин.
–
– Да я не в том смысле. Просто - назначение... не каждый день ...
– А зачем же тебе ботинок Мишеля понадобился?
– Тут все просто, - ответил Силкин, предвкушая удивление и восхищение Кристины.
– Взрывом так разворотило одного мужика, что никакая экспертиза не определит "ху есть ху". От него только ботинок остался. Так вот, вместо него я ботинок твоего Мишеля подложил.
– Зачем?
– Догадайся сама. Я поменял ботинки и, следовательно, что?- торжественно вопросил Силкин.
– Что?
– спросила Кристина с придыханием, как спрашивают фокусника о секретах его профессии.
– А то, что через три дня сообщат, что твой Мишель погиб от взрыва бомбы в метро. И что?
– Что?
– как эхо повторила Кристина.
– А то, что тебе останется только написать заявление в милицию о том, что твой, горячо любимый муж ушел из дома и не вернулся. Пропал! О взрыве ты узнала из телевизора, потому как не выключаешь его с утра до ночи. Сходишь в милицию. Там тебе предъявят ботиночек, по которому ты опознаешь своего горячо любимого мужа. Поплачешь, поскулишь, траур поносишь. Всё как положено.
– Ну, хватит уже, - остановила Кристина, не в меру развеселившегося Силкина.
– И что потом?
– Потом? Устроим твоему Мишелю похороны. Пригласим родителей. Ты, как полагается любящей жене, поскулишь над могилой. Я с горя напьюсь. А потом переоформим на тебя и на меня квартирку Мишеля, а также его машинку и дачку. И заживем, как у Христа за пазухой.
Вечером, уже засыпая, Кристина спросила:
– Паша, ты спишь?
– Ну, чего еще?
– С ботинками осечки не получится?
– Не получится. Спи, давай.
– Паш, а Паш, а что делать, если Мишель все-таки объявится в Москве?
– Не объявится. Он во Владике по наркоте пошел. В зоне таких не любят. Его либо урки уделают, либо менты почки отобьют. Если и выйдет лет через пять - семь, то уже не жилец будет. До Москвы, думаю, не доедет. По дороге загнется. В общем и целом, считай, нет больше твоего Мишеля. Пожил и хватит, дай другим пожить. Правильно я говорю?! Вот черт, весь сон пропал. Давай, помянем усопшего твоего.
– Сдурел, пить, на ночь глядя. Паш, а Паш.
– Ну, чего еще?
– А ведь я беременна от тебя.
– Да иди ты!
– Вот те крест.
– Тьфу ты, утром не могла сказать! Ох, бабы! А я смотрю, что это ты даже вино перестала пить.
– Не рад, что ли?
– Да, рад я... рад.
– Представляешь, - мечтательно сказала Кристина, - сын родится москвичом и сразу у него будет свой угол. Не то, что у нас с тобой. Пашей его назовем. Павликом.
– Умница ты моя. Иди ко мне, или уж нельзя?