Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
– А вы?
– Да ну тебя! Фу-у! Отходит. Кто тебя только таким манерам учил?
– Чем вы меня хотели? Молотком?
– Во-он, - кинул на колени Майгатову короткую, сучковатую палку.
– Что первое под руку попалось, то и схватил... А ты, я смотрю, времени зря не терял. Выходит, мы за одним и тем же чайником охотились?
– Я-то - за своим. А вот вы за кем?
– Если я не ошибаюсь, то враг моего заказчика и твой личный враг одно и то же лицо. Тот, с бородавкой?
Майгатов кивнул. Делать это в темноте, даже чуть разбавленной голубизной
– Я здесь уже был, - тихо проговорил Майгатов, выглядывая из-за стволов на дом.
– Серьезно?
– Я вообще не из шутников.
– А что ты здесь делал?
– Проверял догадки, - уклончиво ушел от ответа.
Не время сейчас рассказывать историю с Леной. Не время. Да и сама Лена, побывавшая уже здесь, как бы стояла рядом с Майгатовым и мешала ему быть до конца откровенным.
– Так ты внутри дома лазил?
– Нет, ну что ты, - вдруг вспомнил, что они же еще на квартире у Иванова перешли на "ты".
– Все, что я знаю, это... во-он те окна - как бы основное помещение. Зал или гостиная, в этом роде.
– А внизу?
– Внизу?
Кроме лежащего ничком Эдуарда с кобурой на пояснице да балок, подпирающих балкон, ничего он припомнить не мог.
– Ладно. Послушаем твой зал, - нечто странное сказал Иванов и выволок из-за ствола огромную дорожную сумку. Мягко, почти беззвучно расстегнул замок-молнию.
– Ты чего мне не звонил, раз своего бородавочника нашел?
– Вчера - не мог, - не говорить же о том, что вчера еще и не знал ничего, - а сегодня никто трубку у тебя дома не поднимал.
– Тогда верно, - согласился Иванов.
– Я с утра к Славке умотал, за этой дурой, - похлопал по странному прибору, выуженному из сумки, - жена на работе, дочь - в школе, а теща к другой своей дочке укатила.
– Что это?
– не сдержал удивления Майгатов.
– Военная тайна... Короче, через стекло будем твой зал прослушивать. Как легкие - стетоскопом. Понял?
– А это возможно?
– все-таки не верил он.
– И невозможное возможно, - словами поэта ответил Иванов.
– Лазерный луч, старичок, и не на такое способен.
Он надел наушники, долго пристраивал на сумке прибор, направляя самую длинную его часть на дом, словно метился обстрелять его. Ветер сухо шумел в кронах сосен и елей, и оттого казалось, что деревья разговаривают друг с другом, обсуждая странных гостей с их еще более странной штуковиной.
В окнах зала мелькнул чей-то силуэт. Погасло одно окно на нижнем этаже.
– Там он, - почему-то шепотом сказал Иванов.
– С какой-то бабой болтает. О, а теперь - мужчина.
Майгатов слабо верил, что с такого расстояния можно действительно что-то расслышать. Наверное, Иванов почувствовал это и, сняв наушники, показал Майгатову: слушай, мол, правый микрофон, а я - левый.
Сквозь потрескивания и шорох, похожий на тот, что издает перетираемый песок, пробивались голоса:
– Подтверждение есть?
– Факс пришел утром. Груз - в Неаполе.
–
– Микеле, ти сльишком сталь осторожьен послье того, как этот больван... карош слов - больван... Паоло...
– Станешь сверхосторожным, когда думаешь, грешным делом, что ты скрыт, как в сейфе, а на твою дачу забирается какой-то бандюга! Нашли этого хренова Робин Гуда?
– Мать не знает, где он живет.
– Ну так поджарьте ее, чтоб вспомнила!
– Михаил Борисович, не волнуйтесь! Ребята на месте. Какую-нибудь зацепочку найдут...
– Миша, ему так тяжело говорить. Не тревожь Эдика.
– Боксом пусть занимается, а не стрельбой. Что по Крумишьну?
– Пока тихо.
– Как там гость?
– Марафет наводит. Видать, чистюля. А костюм ему понравился. И обувь тоже.
– Тоже мне - новость! За такие деньги экипировка кому хошь понравится!
– Микеле, он тольщье менья и тебья. Анна будит с нас змеяться. Три толстьяка! У фас эст такой скаска?
– У нас, Сальваторе, вся жизнь - сказка... Осмотр провели?
– Проводят, - сухо прозвучал женский голос, и Майгатов вдруг понял, почему погасло окно на первом этаже.
– Охранниики где-то рядом, - прошептал он Иванову, но тот, увлеченный прослушиванием, только махнул рукой.
Майгатов повернул голову по ветру, остановил дыхание и с подступающей к горлу тревогой уловил хруст ледяной корочки под чьими-то тяжелыми шагами. В глаза ударил, ослепил свет прожектора.
– Ни с места! Стоять! Руки - на деревья!
– проорала тьма.
Ослепшие и очумевшие от крика, Иванов и Майгатов подчинились команде. Иванов не побежал, потому что боялся оставить прибор, а Майгатов - потому, что не побежал Иванов. Да и железяка бронежилета к пробежкам не располагала.
Сбоку выросли две сопящих гориллы, бесцеремоннно ощупали.
– Этот - в бронежилете, - чесноком дыхнул в затылок Майгатову один из них.
– Сумку захвати!
– приказал кто-то из тьмы, явно старший.
– Ведите их в дом!
2
В такой помпезно богатый особняк он попал впервые. Тогда, через окно, он мог наблюдать лишь за половиной зала, да и то видел не обстановку, а людей, и особенно - Лену. И существовали они как бы отдельно от всего вокруг них.
Сейчас же он стоял без куртки, без кепки, без кроссовок, с руками, защелкнутыми сзади в наручники, и дивился богатому убранству. Гнутая, явно ручной работы мебель с позолотой, стоящая вдоль стен, диван и стулья, обитые гобеленом с ярким рисунком сцены средневекового рыцарского турнира, длинный стол, крытый зеленым сукном и стоящий на двух мощных резных тумбах, телевизор с метровым экраном по диагонали, вавилонская башня музыкального центра. Стены обиты шелком с постоянно повторяющимся сюжетом любовного свидания дамы в длинной, до земли, юбки и бравого офицера при шпаге на боку. Снизу, от выложенного узором паркетного пола, стены осветлялись полуметровой высоты полосой из дерева. Венчали зал две огромные, чересчур великоватые для комнаты хрустальные люстры.