Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
Он мягко освободил отекшую руку из-под ее милой, растрепанной головы и сел. Сразу больно о себе напомнила бровь, заныло бедро. Такое впечатление, будто побитые места ждали, когда же он проснется, чтобы сразу начать жаловаться на свои недуги. Чуть пригнувшись, посмотрел на отражение в телевизоре. Да он и без этого "зеркала" знал, что левая бровь распухла, и синей сливой висит над глазом, а к вечеру, наверно, поползет синяк на подглазья.
Мишка исчез сразу после того, как довел их до квартиры. То ли понимал, что третий - лишний, то ли очумел от свалившихся тысяч.
Он чувствовал себя счастливым, хотя и не знал, как избавиться от горечи, которая мешала ощутить себя полностью счастливым. От чего появилась эта горечь? От того, что так быстро все у них получилось? Или оттого, что вышло как-то не по-людски, до свадьбы? А, может, еще не верил он в ее любовь и боялся, что сделала она это из жалости к нему, избитому и полуживому?
Ночью он больше наслаждался видом ее тела, чем всем остальным. А сейчас боялся повернуть голову, чтобы взглянуть на ее голое плечо и спину, словно, увидев ее при дневном свете, он бы потерял ощущение первой ночи.
Мутное лицо смотрело на него с прямоугольника кинескопа. И таким же мутным казалось все внутри.
Он чувствовал, что она открыла глаза, но не поворачивал головы. Он не знал, что говорят потом. И она вряд ли это знала. Ведь он был у нее первым, а она - первой у него.
– Уже утро?
– тихо произнесла она, и простыня поползла вбок.
Она натягивала ее на себя.
Сложенные раскладушки стояли у стены. У них были виновато склоненные дуги ножек.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, - еле выговорил он, но головы не повернул.
– Мы уже муж и жена.
– Ты согласна пойти в загс?
– За тобой я готова пойти хоть на Луну.
Он пересилил себя и повернулся. У нее было сонное и усталое лицо. Но счастья на нем не ощущалось. Может быть, потому, что ни он, ни она еще не верили в счастье.
Майгатов ребенком прилег к ней на плечо и тут же ощутил то, что и хотел - ее тонкие, нежные пальчики на лбу, возле разбитой брови.
– Сон какой-то дурацкий приснился. Просто чушь.
– Сбываются только сны с четверга на пятницу, - нравоучительно протянула она.
– Нужно после завтрака сходить к врачу. Такой ушиб, и ткань разорвана.
– А что тебе снилось?
– Ничего... Чернота - и все.
– А мне вечно что-то снится.
– Наверно, ты слишком впечатлителен.
– Впечатлителен? Может быть.
Он даже не хотел шевелиться. Лежать бы так на ее плече год, два, десять, сто лет. И чтобы вечно гладили лоб нежные пальчики, и чтобы никого, кроме них двоих.
– Иногда возомню себе что-нибудь и начинаю додумывать. Помнишь, ту стерву на даче?
– Ее пальцы замерли.
– У нее были такие же длинные светлые волосы, как у девицы с яхты. Мне уже потом на корабле о ней рассказывали. Я ее так возненавидел... Ну, ту, на даче, что сразу решил: это она, Анна.
– Кто?
– резко села она.
Майгатов не успел среагировать на ее выскальзывающее плечо и ощутил резкую боль в брови.
– Ты чего?
– снизу смотрел на нее.
– А ту, на даче, правда звали Анной...
– Надо же! Какое
– С учетом, что в Москве и Подмосковье несколько десятков тысяч Ань, удивляться нечему.
Она по-прежнему сидела, и он почувствовал, что не упоминание имени подняло ее, а страх. Если те двое приходили вчера, то кто даст гарантии, что они не появятся сегодня? А он и сам был не рад, что напомнил о самом неприятным из всего возможного для Лены.
– Извини. Я не хотел, - положил ладонь на ее вздрагивающую обнаженную спину.
– Они прийдут?
– не оборачиваясь спросила она.
– Не знаю. Все зависит от их главаря. Может, и отстанут. Ты же сама говорила, что он уезжает в Италию.
– Хоть бы не вернулся!
Даже раздраженным ее голос звучал приятно.
– Мы сегодня поедем искать твою фирму?
– спросила она, явно желая уйти от неприятного разговора.
– Какую фирму?.. А-а, "Риф", - по-русски назвал он ее и почему-то вспомнил штурманца, оравшего с сигнального мостика: "Рифы! Рифы!"
Не попал ли он вновь на такой же "риф"? И что толку, если он даже найдет контору, в которой работает Пирсон-Зубарев-Кострецов? Иванову она не нужна. На милицию и ФСК еще нужно найти выходы. И неизвестно, заинтересует его информация кого-нибудь в этих ведомствах или от него отмахнутся как от полоумного. А вдруг глава этого "R.I.F." - известный человек со связями в правительстве? Ведь, как говорил Мишка, наверху все коррумпировано, так завязано-перевязано нитями с бизнесом, банками, мафией, что их уж и отсечь друг от друга нельзя. И никто из них друг друга не сдаст, потому, что если отрезать бок у клубка ниток, то он весь распадется.
– Леночка, извини, что снова о том же... Ты не заметила... ну, или случайно не услышала, как их фирма называется?
Нет, все-таки казацкое упрямство не отпускало его. Если идти, то до конца.
– Нет, не знаю... Их главный один раз звонил на дачу. Эта подошла, она с презрением не назвала ее по имени.
– Телефон такой, как по селектору говорят. Все слышно... Про какие-то грузы в Европу разговаривали. Судя по голосу, а он у него такой хриплый, ему лет шестьдесят, - и поежилась, представив, что уготовил ей Эдик.
– Дурак какой-то! Через каждые три слова добавлял фразочку - "грешным делом". "Я уж, грешным делом, не поверил". "Я тебе, грешным делом скажу", - перекривила она.
– Вот уж действительно, наверно, грешник!
Майгатов упрямо сжимал зубы. Ему очень хотелось все, что он понял, рассказать Лене. Но тогда бы он перестал себя уважать.
8
Иванов вошел за ней в подъезд с минимальной паузой. Риск был невероятным. Задержись дама у почтовых ящиков на несколько секунд, и он бы столкнулся с ней лицом к лицу. Что бы он тогда сказал в свое оправдание? А что может сказать вор, которого на месте кражи схватили за руку?
Тело ощущало себя окаменевшим, как в бронежилете. И только когда он увидел, что вестибюль пуст, как-то сразу, мгновенно ссутулился и легче задышал. И тут же глаза бросили его на лифтовую площадку.