Бой с тенью
Шрифт:
Вера подняла на солдата уже почти безумный взгляд, и тут в поле ее зрения попала знакомая машина. Вера оттолкнула воина и бросилась к дороге, по которой медленно продвигался темно-зеленый бронированный внедорожник с большой трехлучевой звездой на выступающей радиаторной решетке. Стекла машины были тонированы, но Вера точно знала, кто сидит внутри. Она была убеждена в том, что это знает…
— Товарищ полковник! Женя! Иван Павлович! — закричала она, вырываясь из рук догнавшего ее солдата.
— Дамочка! Дамочка! — пыхтя от натуги, бормотал исполнительный воин. — Не положено! Прекратите!
Вера изловчилась и укусила его за руку. Солдат вскрикнул и разомкнул
— Что ты с ней… — на помощь ему бросился один из людей в штатском, — возишься?
Он выскочил Вере наперерез и, когда девушка оказалась прямо перед ним, коротко и тяжело ударил ее кулаком в живот. Вера рухнула на землю, судорожно хватая воздух широко раскрытым ртом.
— Теперь тащи ее… — приказал штатский.
Солдат помог Вере подняться и повел — почти понес, — догоняя медленно уходящий конвой. К манерам этих сумрачных типов в гражданской одежде воин относился неодобрительно, однако его мнение никого не интересовало, и он предпочел промолчать.
Примерно через десять минут утоптанная дорожка вывела к товарной станции. Вера немного пришла в себя и уже могла передвигаться самостоятельно. Поездов на путях было великое множество, и в том, что один из составов станет камерой временного задержания, сомневаться не приходилось, но реальность превзошла все ожидания. Почти сразу за воротами станции стояли обычные товарные вагоны, и всех «беспаспортных», предварительно разделив по половому признаку, запихнули именно в них.
— Холодно же! — попыталась возмутиться какая-то женщина.
— Приказ, — сурово ответил главный конвоир. — Жмитесь друг к другу… Совет…
— Пошел ты со своими советами! — женщина зло сплюнула ему на ботинки и забралась внутрь.
Вера влезла в теплушку последней. Там было душно, тесно и все равно холодно. Чтобы сесть, места хватало не всем, и многие женщины стояли, прислонившись к стенкам вагона или друг к другу. Двери то и дело откатывались, выпуская мизер тепла и забивая переполненный вагон совсем уже до отказа. Прибывающие были одеты как попало. Кто-то кутался в одеяла, кто-то в грязные, явно подобранные на улице лохмотья. Некоторые вообще не имели теплой одежды. Из коротких реплик становилось понятно, что их схватили прямо в сошедших с рельс поездах и они просто не успели взять с собой ни документы, ни одежду. Кто-то ругался, многие из женщин рыдали, что-то бормоча о детях. Одна, одетая только в байковый халатик, молодая мамаша билась в истерике. Ее разлучили с годовалой дочкой.
Вскоре вокруг Веры образовалась плотная стена дрожащих от холода и страха женщин, и она снова начала терять ощущение реальности.
— Господи, — запричитала какая-то старушка, — что же это творится-то?!
Как оказалось, причитала она не просто так. Солдаты впихнули в вагон трех совсем молоденьких девиц. Точнее, даже не впихнули, а забросили. Идти самостоятельно девочки не могли. Они были совершенно раздеты, а их лица и тела покрывали множественные синяки и ссадины.
— Люди, да что же это делается! — взвизгнула старуха. — Креста на вас нет! Пропустите! Пустите их в центр! Околеют же! Ну, расступитесь…
— Куда?!
— Да вы только взгляните!
— Что же такое-то?
— Сюда… сюда… вот так, дайте одеяло… ну тогда возьмите ее к себе… укутайте…
Женщины перед Верой расступились, и одну из страшно избитых девочек протолкнули в центр крошечного круга. Половина лица девушки отекла, один глаз совершенно заплыл, а второй смотрел безучастно, словно не видел ничего и никого. Шея и маленькая грудь с острыми сосками были покрыты ссадинами, руки и живот были в синяках,
— Что же они так-то? — продолжала причитать старушка у дверей. — Можно было же медикам их сдать. Совсем сердца у людей не осталось?
— Медикам? И отвечать потом? Вы же видите, что с ними сделали! Всей ротой, наверное, насиловали, сволочи!
— Не может быть, чтобы это солдаты…
— А кто? Бандитов поблизости нет, а издалека они в таком состоянии дойти не смогли бы… Вот и прячут их теперь здесь…
— Может, начальство позвать?
— Ну, постучите… Только не выйдет начальство. Рука руку моет…
Сначала Вера никак не могла избавиться от чувства брезгливости к этой грязной, окровавленной шлюхе, которая наверняка пришла в казарму добровольно, в поисках приключений, и не успела убежать, когда озверевшие от страшной бойни солдаты набросились на нее всей ротой. Но спустя какое-то время, когда девочка, чуть согревшись, доверчиво прижалась здоровой щекой к ее плечу, Вера вспомнила Покровку, толпу ужасных головорезов, и ей стало понятно, что все прежние понятия о плохом и хорошем безнадежно устарели. Вера расстегнула куртку и накрыла девочку ее полами. От волос соседки пахло дымом, но сквозь этот сильный и стойкий запах пробивался оттенок чего-то еще. Чего-то мирного, из прежней жизни. Духов или шампуня… Недорогого, но вполне приличного. Такие вещи обычно покупались на деньги, сэкономленные после походов в магазин или в школьную столовую… Вера вдруг осознала, что ее новой знакомой гораздо меньше лет, чем это казалось на первый взгляд. Всего пятнадцать-шестнадцать. Она отстранила девочку и расстегнула еще и «молнию» комбинезона. Под утепленным армейским комбинезоном на Вере были только футболка и трусики. Теперь маленькая наивная жертва войны получала все тепло, которое только могла ей дать старшая соседка…
Где-то далеко громыхнули подряд несколько взрывов, и голоса в вагоне затихли. Почти сразу состав дернулся, лязгнули буферные сочленения, и поезд начал куда-то двигаться. Сначала Вера решила, что его просто отгоняют чуть дальше, чтобы освободить место для нового, но поезд постепенно набирал ход и очень скоро разогнался до такой скорости, что в вагоне вновь стало нестерпимо холодно. Из многочисленных щелей страшно дуло.
Крики отчаяния, ропот и причитания слились в единый гул, и Вера перестала различать слова. Поезд все куда-то ехал, женщины кричали, умолкали, снова кричали… Это казалось бесконечным ночным кошмаром… Стук колес, далекий грохот, рыдания, крики, опять стук колес… остановка, новый разгон… стук колес…
Снаружи властвовала ночь, и в кромешной тьме вагона было не просто страшно и плохо, а жутко. Вера уже не могла стоять, ноги гудели, а голова кружилась, но сесть в такой давке было невозможно. Ей приходилось утешать себя тем, что ее хотя бы не задавили, как одну из женщин где-то в конце вагона. Шепотки разнесли эту весть мгновенно.
Девчушка на груди у Веры более-менее согрелась, но в себя так и не пришла. В горячечном бреду она пыталась куда-то бежать, вырывалась, но теснота сдерживала ее порывы лучше смирительной рубашки. В конце концов она успокоилась, но эта пауза продолжалась недолго. Когда поезд резко дернулся и, подвывая железом, начал замедлять ход, спутница, словно прощаясь, коротко поцеловала Веру в щеку и почему-то резко отстранилась. Вера не успела выяснить причину такого поведения, потому что двери открылись, и в глаза полуживым пассажиркам товарного состава ударил яркий свет.