Бой с зеркалом
Шрифт:
В воздух взмывают её фиолетовые волос, маленький силуэт бесстрашно перебегает оживлённую трассу. И она исчезает. Я, как дурак, иду остаток дороги один, думаю о чем-то своём и кутаюсь в кожаную куртку, которая совсем не приносит тепла. Осень в этом году по-настоящему холодная, хоть на календаре всего-то пятое сентября. Скоро день рождение, думаю я и понимаю, что праздновать мне его как обычно не с кем. Я прихожу к себе в комнату, навожу чай и открываю ноутбук. Хочется что-то написать, но не ей. Пытаюсь собрать мысли в кучу, но всё бесцельно.
Заворачиваюсь в плед – у меня температура. Не стоило
– Ты хочешь пожить со мной? Две недели! Не больше того!– кричит она будто это совсем ничего не значит.
– Кончено хочу, – отвечаю я, предпочитая не ворошить прошлую ссору.
– Тогда завтра можешь подъезжать ко мне. Овощи и мясо я возьму сама – так что можешь не переживать – тебя не стану объедать!
Она диктует адрес и бросает трубку. За окном стучит дождь, а мне от чего-то приятно. Да и температура кажется прошла. Я открываю ноутбук и пишу пару страниц. Чувствую как мне хочется радоваться и с кем-то делить это.
<< Пускай уж шаткое счастье с ней, чем стабильная тоска с собой>>.
Всё знакомство с ней продиктовано жаркой погодой, беззаботно игнорируемой нами такими юными. Вылазки с палатками, закаты, встречаемые на городском пляжу, вечные рассветы – наши неизменные спутники после прогулок под луной. Всё было хорошо и сказочно, да настолько, что я не испугался предложить ей стать чем-то больше, чем двое ребят с разных баррикад. И она отказалась, но как-то нестрашно – без выстрелов, без строгих решительных нет. Сказала шутя, намекая , что это поспешные слова и могут быть изменены. И я поверил, и всё было хорошо. Пока вдруг не наступила осень осень – стало холодать, по щелчку она скинула гражданскую форму и достала винтовку. Не всерьёз, но почему-то стала нападать на меня. А, я пытался уклоняться и совсем не желал вступать в бой с ней. Наверное перевоплощение было столь резким, что я попросту растерялся.
Вот она просит меня заехать к ней домой, к её матери – помочь с сумкой. На улице громыхает гроза, а я стою – терпеливо ожидая, пока она выйдет. Не хочу заходить, иначе сам себя уважать перестану. Иначе окончательно проиграю и сам с собой распрощаюсь.
Стою под дождём. Во рту у меня размокшая сигарета, что еле-еле тлеет и зуб на зуб не хочет попадать. Упрямо игнорирую звонки телефона, которые хотят заманить внутрь. Упрямо игнорирую хоть какую-то заинтересованность выйти на близкий контакт. Я камень – всё смогу стерпеть, думаю я, когда она куксит свою мордашку и тащит пакет с продуктами ко мне.
– И чего не зашёл, Вась? – спрашивает она, намеренно сдерживая злость внутри.
– Не хотел прерывать наше лёгкое общение чем-то серьёзным.
Мы едем в автобусе молча, мои ботинки хлюпают. Она, отвернувшись к окну, наблюдает как автобус проносится по безжизненному городу.
За окном гроза, дождь и небо, такое тёмное, что кажется будто рассвета уже не случится. Вообще не будет ничего светлого, только тьма и дожди. Никакого беззаботного лета, словно и вовсе не бывало. Я вновь оказался там, куда меня так настойчиво манили все остальные. Шум выстрелов, двойные смыслы в словах и бесконечная бойня полов. И, хоть я бывал здесь, однако никогда
– Вот так трофей мне попался, сам вышел под пули.
Я вообще привык жить с кем-то. До восемнадцати с матерью и отцом, потом в общежитие, где у меня было достаточно соседей. Поэтому я пользуюсь этими навыками – иду на компромиссы, готовлю, так как умею это лучше её. Промокшие после дождя, мы ужинаем, согреваемся и снова всё хорошо. По вечерам я учу играть её в шахматы и рассказываю как мне с ней хорошо. Она отвечает тем же. Мы живём вполне семейной жизнью. Я просыпаюсь с утра, еду в университет, там сижу один за партой до пяти часов вечера, а вечером мы встречаемся, готовим что-то, смотрим фильм, иногда гуляем, когда нет дождей.
– Это самое лучшее что было в моей жизни! – заявляет она с вызовом, сидя передо мной в домашней потасканной футболке и выпивает рюмку водки.
Мы редко киряли, но когда это происходило, то она начинала меняться. Лицо её становилось расслабленным и всякая улыбка, даже самая живая, сходила на нет. Безразличие и скука полностью захватывали её, делая ожившим мертвецом.
– Девушка из Вавилона, хватит! – говорю я ей и внутри у меня всё переворачивается.
Однако она всё не останавливается и разделывает меня заживо. Я пью и пью, но сознание упрямо не хочет отпускать меня. Натренированный желудок крепко принимает удары и совсем не желает давать нужный эффект.
Свет моей души раскрывает вереницу своих бывших. Она тщательно повествует мне о том самом главном – свете её души. Девушка из Вавилона совсем не смотрит на меня, её глаза наполнены радостью ностальгии. А я… я заливаю в себя алкоголь, мне хочется провалиться сквозь землю. Не говоря ни слова я поднимаюсь и, спотыкаясь об углы стен, ухожу в спальню. Там падаю на кровать и безмолвно лежу, как подкидыш. Мне обидно, но я всё ещё не вижу смысла в сражении – человека не исправить внутри, даже если изрешетить всего пулями.
– Вась! Вася! – кричит она, не вставая со стула. – С тобой всё хорошо? Тебе от алкоголя плохо!?
Не хочу отвечать. Слова стоят поперёк глотки и царапают нутро. Пытаюсь заснуть, насильно отвлекаю себя тем, что скоро день рождения, а дальше может быть будет бабье лето – все получше, чем мокрая опалая листва под ногами. Внезапно в комнате появляется она и пытается меня раздеть. Я лишь вяло отмахиваюсь. Резким щелчком девушка из Вавилона включает свет и начинает пытки.
– Ты что обиделся, Вась? Что случилось!? Это из-за меня или тебе просто плохо? Чего ты молчишь, ты со мной не разговариваешь??
– Да иди ты к чёрту, подруга. Засунь себе куда-нибудь поглубже свою заботу.
Она злиться, совсем не эти слова ожидала услышать. Но девушка бойкая, а потому она разворачивает меня лицом и выдаёт фразу:
– Сегодняшняя ночь будет последняя! Нам больше нет нужды играть – всё окончено.
И всё же, если в тебя стреляют, пытаются ухватить за куртку и повалить на землю, то не пора ли взять чёртову винтовку и размазать стрелявшего? В тот момент всё это показалось мне таким ясным, что я не медля ответил так, как меня научил страх.