Боярышня Евдокия 4

Меллер Юлия Викторовна

— Боярышня Евдокия? — удивился князь, увидев, как она спешит, а рядом с нею держатся его воины. Но что ещё больше удивило князя, так это что двое воев встали подле Глафиры.

— Княже, не пей! — выкрикнула Евдокия. — У меня есть основания считать, что эта жёнка хочет тебя отравить.

— Глафира? Отравить? — Юрий Васильевич покачал головой. — Ты ошибаешься, Евдокия, — почти ласково произнёс он.

— Возможно, но прошу тебя, не рискуй, — взмолилась Дуня.

Уголки его губ чуть дрогнули, народ зашушукался, а вои беспомощно переглядывались.

—

Хорошо, не буду пить, — согласился князь, — но Глафира не отравительница. Кто угодно, только не она, — уверенно закончил он и с сожалением сказал Глафире: — Ты не серчай на боярышню. Я знаю, что ты не злоумышляешь, но сейчас не место разбираться.

Евдокия видела, как Глафира с трудом поклонилась и развернулась. Тело ей едва подчинялось. От страха или из-за несправедливого обвинения на глазах у всех людей, Дуня не знала. Она не была уверена в своих подозрениях и ужасно боялась ошибиться, но цена была такова, что надо было действовать.

— Княже, чтобы потом не пошли дурные слухи, пусть Глафира изопьёт из корца, — предложила она и её тело тоже стало каменным. Если в корце нет отравы, то народ прозовёт её клеветницей, а если Глафира подаст жалобу, то будет наказание. Князь тоже это понял и показал воинам глазами, чтобы развели Глафиру и Евдокию.

Милослава не осталась в стороне и ринулась к дочери. Еленка держалась рядом с нею и грозно на всех поглядывала. Она ничего не понимала, но Дунька с боярыней были своими, а до остальных ей не было дела.

— Княже, прошу! — упрямо обратилась Евдокия к нему. — Я отвечу перед людьми, если не права. Свою вину не привыкла перекладывать на других.

Она просила князя, не отводя от него глаз. Почувствовала, что Гришка с ребятками отделили её от окружающих. Ей стало спокойнее. И тут Глафира посмотрела на неё: гордо и насмешливо. А потом без лишних слов испила. Не глоток, не два, а сколько могла. И вновь посмотрела, да так, что Евдокия поняла, ошиблась.

Все это видели и оживились.

— Ошиблась боярышня!

— Ишь, московские! Ни стыда, ни совести! Честную жёнку оклеветали!

— Такая молоденькая — и нате вам…

Глава 31.

Но страшнее всего Евдокии было поднять глаза на князя.

А Глафира окинула людей своим фирменным королевским взглядом и изящно поправила ворот. Сделала шаг и вновь подняла руку, чтобы ослабить ворот, словно он мешал ей, но спустя мгновение она прижала ладонь к горлу и беспомощно заморгала. Остановилась, попыталась глубоко вздохнуть, но у неё не получилось. Она посмотрела на Евдокию наполненными ужасом глазами, а потом в них отразилось понимание. Народ почувствовал неладное и затих, следя за каждым жестом Глафиры. Она повернулась к князю и постаралась внятно произнести:

— Зелье… я дала, чтобы не было детей, никого кроме Александры.

Дыхания ей уже не хватало и последнее, что сумели разобрать в

предсмертном хрипе стоявшие рядом воины:

— Не желала смерти… обманул…

Её подхватили на руки, но женщина задёргалась и вскоре обмякла.

— Так права была боярышня? — раздался недоумённый голос от стоявших поблизости людей.

— Князя-то отравить хотели! — воскликнула одна из жёнок.

— Глафирка! — громогласно возмутилась Марфа. — Столько лет служила нашему князю!

Евдокия почувствовала, как ранее сковывавший её внутренний стержень куда-то делся,и она обмякла. Успела заметить, как князь подался вперёд, напоминая в этот момент пикирующую хищную птицу, а потом она взлетела и поняла, что её держит Гришаня.

— К маме… — но эти слова были лишними. Милослава уже подбежала и командовала,куда нести дочь.

Слабость Евдокии была мимолетной, но она не спешила вскакивать. Наоборот, закрыла глаза и безвольно свесила руку, пока её нёс Гришаня. А всё из-за того, что боярышня ничего не понимала. Будучи художником, она интуитивно чувствовала совместимость образов Глафиры и того благообразного старика, но даже для себя не находила объяснений самой возможности возникновения связи между этими двумя. Старец был птицей высокого полета,и он замешан в больших делах, а вот Глафира…

— Положи её сюда, — приказала Милослава, — и иди уже.

— А указания? — переминаясь с ноги на ногу и неловко чувствуя себя на женской половине, спросил Гришка.

— Евдокия в беспамятстве, — воскликнула Милослава, хотя видела, что её дочь подглядывает.

— Ну, так-то оно так… — так же громко ответил воин, но тише пояснил боярыне: — без указаний никак нельзя.

Дуня слабо шевельнула рукой, подзывая Гришку и он торопливо наклонился к ней.

— Я Гаврилу Афанасьевича послала ловить сладкоречивого гада, так ты покарауль его, да помоги, чем сможешь. Боюсь я, что обхитрит он боярича и ускользнет.

Милослава встала у прохода, прикрывая дочь.

— Понял, — кивнул Гришка. — Еремея Профыча ставить в известность?

— Ни словечка ему! Коли будет успех, тогда скажем, а пока всё должно быть шито-крыто. Понял? — Евдокия приподнялась и держась за Гришкин кафтан, требовательно посмотрела на него.

— Всё исполню, — азартно отрапортовал воин и выбежал из горницы.

— Мам, подушечку под голову дай, — жалобно попросила Дуня.

— Ты чего устроила? — грозно нависая, зашипела боярыня. — Владыко мёртв, народ поднялся, князя чуть не отравили — и ты тут как тут!

— Но я же…

— А это неважно, что ни при чём и вообще молодец! Как будто ты не знаешь, как слухи расходятся?

— Мам, я же просто котика привезла сюда.

Милослава сердито посмотрела на дочь, потом глубоко вздохнула и велела принести Пушка.

— Вот и говори всем, что кот во всем виноват. Он, подлец такой, про Глафиру тебе намяукал!

— А не придушат его, чтобы он ещё чего не намяукал?

— Мне главное, чтобы тебя не уморили! — воскликнула Милослава и не сдержавшись, зарыдала.