Боярышня Евдокия 4
Шрифт:
И все же она развернулась всем корпусом, чтобы убедиться, что действительно видит Глафиру в таком состоянии, но та отвернулась и быстрым шагом направилась к неприметной дверце. Боярышня мысленно выругалась и села ровно, чтобы сопровождающие не вертели головами вслед за ней и не переглядывались недоуменно.
Деда она нашла на рынке в кожевенном ряду. Он приценивался к толстой коже, которая шла на подметки для сапог или тегиляи.
— Деда, не вздумай купить! — строго произнесла Евдокия. — Мама сказала, что у её мастериц полно
— Цыц! Без тебя разберусь!
Еремей Профыч поторговался, но видно было, что внучка сбила ему настроение и он ушёл, ничего не купив.
— Ты чего тут? — недовольно спросил он. — И где твой Гусев?
— Я к тебе, а Гусев не мой.
— Ха, видел я, к кому прилип племянник Товаркова, — хмыкнул дед, — а ты прозевала такого видного жениха!
— Смеешься, да? — наигранно обиделась Евдокия. Еремей Профыч хмыкнул и когда они с внучкой уселись в сани, спросил:
— Ну, говори! Зачем я тебе понадобился?
Боярышня помогла деду укрыть овчиной ноги и повернулась проверить, не оттёрли ли дедовы боевые её верного Гришаню с ребятами. Случайно взгляд Евдокии зацепился за благообразного старика, стоявшего между лавок и смотревшего прямо на неё.
— Гриша… — встрепенулась она, — вон там… — показала рукой, но старик заметил ее интерес и на удивление быстро юркнул в проход, чем ещё больше привлек к себе Дунино внимание.
— Я видел его, боярышня, — ответил Пахом, — это тот самый, что обеспокоил тебя на берегу реки.
Гришка с досадой посмотрел на старого воина и сердито бросил:
— Чего ж не поймал?
— Теперь обязательно поймаю, — пообещал Пахом, — но не сейчас.
Еремей Профыч одобрительно кивнул и вопросительно уставился на внучку. Она растерянно хлопнула глазами, пытаясь вспомнить свои новости, а то увиденные толстые шкуры, которые хотел купить дед, отвлекли её на мысли о подошве для обуви вообще. Подумалось, что можно было бы попробовать спрессовать стружку вместе с каким-нибудь суперклеем, а шкуры пропитывать не только маслами, а всякими неожиданными веществами. Да хоть тем же яичным желтком! И тут старик, потом дед…
— Деда, тут такое дело… в общем, мне нужен княжий зубной порошок.
— Зубной порошок?
— Да.
— Именно княжий?
— Да.
— И где такой продают?
— Деда, не продают, а он лежит в княжьих покоях рядом с зубной метелочкой.
— О как! А я думал, это что-то вроде царской рыбы, царского кирпича, царского барана…
— Деда-а-а, я серьёзно. Дело жизни и смерти.
— Думаешь, князь порошок ест? — усмехнулся боярин.
— Достаточно того, что этот порошок какое-то время находится у него во рту, а если у князя кровоточат десны, то происходит прямая доставка яда в кровь.
— Погоди, не спеши, — посерьезнел Еремей Профыч. — Объясни толком.
Евдокия рассказала о докладе своего человека ( так она солидно обозначила Петьку ) и сделанных ею выводах.
—
— Я подозреваю всех! Конечно, иноземца в первую очередь, но у этих лекарей можно чем угодно отравиться, а я печёнкой чую, что умысел происходящего тоньше, коварнее.
— Это бабские догадки, — фыркнул Еремей.
— Ладно, давай опрометчиво обойдемся без моей чуйки! — вспылила Евдокия.
Боярин прищурился, но внучка не дала ему увести её мысль в сторону :
— Если мы считаем корнем зла зубной порошок, то у нас вырисовывается такой список подозреваемых: иноземец, Глафира, — Евдокия осеклась, вспомнив, какой видела её при отъезде со двора, но дед просил обойтись без фантазий, и она поторопилась продолжить: — дядька Дормидонт и Тихон.
— Тихона вычеркиваем, — чуть подумав, решил Еремей Профыч.
— Почему?
— Я с ним общался и убедился, что он всецело предан князю. А ещё он достаточно умён, чтобы его могли использовать втихую.
— Но именно это происходит, — всплеснула руками боярышня.
— Нет, — отрезал Еремей.
— Как скажешь. А что насчет ключника?
— Дормидонт занимает свою должность, пока князь жив. Не будет князя — не будет Дормидонта, — Еремей Профыч с удивлением посмотрел на Дуняшу, недоумевая,почему она этого сама не понимает.
— Деда, ты всё время забываешь, что из князя делают дурачка, а не убивают насовсем.
— А это значит, что ключник получает некоторую свободу, оставаясь при должности, — задумчиво проговорил Еремей и нехотя признал, что такое может быть. — Он безусловно подворовывает, но… — боярин не договорил, понимая, что всякое в жизни может быть, но как говорила Дунька, он печёнкой чуял, что Дормидонт не замешан в столь пакостном деле.
— Деда, ещё Глафира, — напомнила Евдокия.
— Чем тебе не угодила эта краса? — хмыкнул Еремей. — Или она Милославе не понравилась?
— Деда, если мы решили подозревать всех, кто держал в руках зубной порошок, то давай не делать исключения. Эта Глафира себе на уме.
— Вы все себе на уме! — весело ответил Еремей, но прежде чем внучка возмутилась, пообещал ей, что раздобудет щепоть порошка.
— Дедуля, ты лучший!
— Глафиру не обижай! — неожиданно велел ей дед.
— Чё? — вытаращилась на него Евдокия.
— Фу, где твоё вежество?
— Деда, это чё ваще такое щас было? — подозрительно оглядывая боярина, уточнила она.
— Дунька, я сказал — ты услышала! Всё, — набычился боярин.
Евдокия еле усидела рядом с дедом. Ей вспомнились её разговоры с братом о том, что дед мог бы сам жениться на какой-нибудь дамочке, но она имела в виду родовитую и обязательно одинокую сиротинушку княгиню, а не чопорную мегеру неизвестного рода-племени. Уже попрощавшись с дедом, она вдруг осознала, что ничего не знает о Глафире. Может, та всё же княгиня из забытого рода? Держится-то она королевной!