Боярышня Евдокия
Шрифт:
— Отрицательный? Ишь ты, — улыбнулся Феофил.
Боярышня улыбнулась и пожала плечами, показывая, что говорит, как умеет и как есть.
— Вот, значит, как ты рассуждаешь! На что же нам открывать лекарни, школы, если опыт передачи земель князю… отрицательный?
— Так не везде же! Доказано, что ремесло приносит больше дохода, чем земля при одинаковых вложениях сил.
— Ты имеешь в виду зерно, а у нас земля — это добыча пушнины!
— Сие ценно, — вынужденно согласилась Дуня, — но даже в этом требуется пересмотр. Моё мнение таково: для нас слишком растратно
— Надо же? — усмехнулся Феофил. — И в чём же наши растраты?
— Мы истребляем зверя на наших землях, не думая, что оставим потомкам. Ещё при наших дедах вблизи городов водилось больше разных животных, но они так хорошо поохотились, что нам осталось только в книжицах читать о прошлом изобилье.
Владыка был согласен с этой юной боярышней, но он давно уже не был идеалистом, поэтому напомнил ей:
— Но пушнина приносит доход, который нам нужен.
— Так я и говорю, что кое-что можно поправить в нашу пользу. Мы слишком дёшево продаем наше богатство и при этом помогаем иноземцам развиваться, создавая в их городах рабочие места. Нам самим надо шить из шкурок шубы на продажу.
— А если не захотят брать у нас шубами?
Значит, продавать шапки, муфты, меховые сапоги, одеяла, варежки, сумки, помпоны... — по мере перечисления Дуней предметов обихода у владыки повышалось настроение.
— Этот вопрос надо изучить, — перевела боярышня дыхание. — Я не знаю, что иноземцы шьют из наших шкурок, но мы должны это перенять. И хочу заметить, что чем меньше пушнины будет на рынке, тем выше поднимется её цена. А коли не хочется уменьшать объём продаж, то можно подумать о разведении пушных зверьков, как кур или гусей.
— Ишь ты, придумала… как кур! Не всё так просто, — вздохнул старец. — Но твои замыслы мне понятны, и я вижу, что ты желаешь добра.
— Верно, владыка. Прости за самоуверенность. Я понимаю, что перемены для многих тяжелы. Князь знает это и ни на кого не давит, считая, что время всё расставит по местам.
Оба помолчали.
— Ты умная девица… Скажи, сама ли придумала сказки или где слышала?
— Многое слышала, запомнила, и по-своему обдумав, выдала людям.
— Наслышан я о твоей тяге словесно и рукописно одушевлять животных. Странно это, не увлекайся.
— Понимаю, что баловство, но детям через образ хитрой лисички, трусоватого зайчика или хлопотливой белки легче понимать взрослый мир. Я только из-за этого.
— И всё же, не увлекайся. Настоящие зайки не трусоваты, да и похитрее лисички есть звери, так что неправильные твои образы!
Дуня хотела было оправдаться, но владыко продолжил:
— Ладно, иди сюда, благословлю и езжай домой с миром!
Глава 31.
Евдокия рада была бы отправиться домой, но не показаться на глаза князю не могла, а он был занят.
— Евпраксия Елизаровна, миленькая, может, ты за меня всё нашему князю расскажешь? Ну чего я тут сижу, когда у меня там… — Дуня расстроенно махнула рукой куда-то в сторону.
— Чего у тебя там? — усмехнулась боярыня.
— Большие и маленькие дела без присмотра, а я
— Князь твои сказки смотрит, — наставительно произнесла Кошкина.
— Ну да, ну да, — буркнула боярышня.
— И делами занимается, — строго добавила боярыня.
— Да я ж о том и говорю, чего я его отвлекать буду, — возбуждённо подскочила Дуня.
— Евдокия, ну что ты, как маленькая?
— Ей скучно, — сдала подругу Мотя. — Ближние Авдотьи Захарьевны косятся на Дунечку, ждут, когда она рукодельничать начнёт, а она по дому слоняется, короб с рукоделием с места на место переставляет. А они потом ищут его, — хихикнула девчонка.
Кошкина улыбнулась, а Дуня насупилась. Авдотья Захарьевна взялась опекать Мотьку и учит всему, а если точнее, то болтают они с утра до вечера, треская сласти.
Овины присматриваются к Матрёне, а она знакомится с устоями их семьи. Коли всё так дальше пойдет, то зимой Овины всей семьей выберутся в Москву, чтобы познакомиться с отцом Моти и маленькой Ксюшей, с которой подруга не хочет расставаться. Загадывать что-либо рано, но родители Захарки серьёзно настроены ударить по рукам и опекать будущую невестку до положенного срока.
— Дуня, твои псковичи уже уехали? — поинтересовалась боярыня.
— Угу, они же тут проездом были. Может, и хотели задержаться, чтобы посмотреть, как Новгород присягать князю будет, но все постоялые дворы нашими забиты.
— Не унывай, — Кошкина взяла несколько свитков, — сейчас буду у князя, напомню о тебе.
— Только не забудь! — воспряла духом Дуня.
— Из дома не выходи, — напомнила боярыня и направилась к выходу.
Евдокия изнывала от сидения в чужом доме, а со двора её перестали пускать даже с охраной. Вместе с нею маялся Гаврила, которого Матвей Соловей приставил к ней.
Во всяком случае, Дуня думала, что он мается с нею, поскольку она постоянно посылала его с поручениями.
По её наущению боярич прикупил для неё звёздного железа, и она надеялась, что так назвали куски упавшего метеорита. Провёл разведку насчёт шведского железа — и в результате Дуня отказалась от покупки, поняв, что не может оценить качество, а на честное слово торговца положиться нельзя.
Зато по её просьбе накопали на лугу петрушки! Будучи маленькой, она не приветствовала специи, да и денег на них не хватало, но сейчас всё изменилось. Душа просила новых вкусов.
На веточку петрушки она случайно обратила внимание, когда увидела челядинку Овиных с венком на голове из первоцветов и пахучих листочков петрушки. Не сразу сообразила, что видит одну из самых распространенных приправ будущего, которую сейчас никто не используют при готовке.
Заинтересовавшись, Дуня отправилась на кухню и изучила все имеющиеся там продукты. Петрушку на кухне не нашла, зато обнаружила там рыжую морковь вместо бледно-желтой, которая была на Москве. Ещё из новенького раздобыла особо крупную брюкву, которую, оказываются, все выращивали, кроме Дорониных! Довольная собою, Дуня решила отправить Гаврилу на рынок за всяким разным из съестного, ткнув его носом в необыкновенно красивую рыжую морковь.