Бойцовые псы
Шрифт:
— Забирай! — Виктор Петрович протянул ему документы. — И больше не затевай у нас скандалов в этих заведениях… Всё понял?
Митя радостно кивнул. Сработало! И это не ускользнуло от внимания следователя. Что-то уж больно обрадовался… Хотя чего уж особенно плакать, если тебя отпускают из милиции.
Оставшись один, Чурилин какое-то время сидел неподвижно, бездумно глядя в окно.
Всё равно, что-то здесь не так… Он это смутно чувствовал, хотя не мог для себя сформулировать. Потом понял. Это же лежит на поверхности! В Баранова стреляли именно в тот день, когда он этого ожидал. То есть увидел
Чурилин выглянул в коридор. Баранов терпеливо сидел на прежнем месте.
— Виктор Петрович, зачем вы его отпустили? — спросил он, морщась от боли. — Это же тот самый! Говорю же, я признал его!
— Верно, Степан Матвеевич, вы видели его самого, но не видели того, кто в вас стрелял, — сказал Чурилин, пропуская Баранова в кабинет. — С чего вы решили, будто это именно он? У него железное алиби, понимаете?
— Да какое там алиби, — поморщился то ли от головной боли, то ли от бестолковости следователя по особо важным делам Баранов. — Специально так устроили, неужели непонятно?
— Вас извиняет только ваше состояние… — вздохнул Чурилин. — Если честно, мне самому никогда не нравились эти безукоризненные алиби… Но именно вчера этот малый попал в милицию. За полчаса до выстрела в вас. Это было возле Киевского вокзала, понимаете? Не на крыльях же он прилетел к вашему дому. Час ему, чтоб добраться до вас, надо? Обязательно… Если только дежурный по отделению, который мне это сообщил, не действовал с ним заодно… У вас нет случайно врагов в семьдесят пятом отделении, а, Степан Матвеевич?
— Да откуда им быть? — отмахнулся Баранов.
— Ну, может, вы что-нибудь не поделили в той же Чечне?
— Да нечего там было делить… — сказал Баранов. — «Духов» там на всех хватало.
— Извините, — буркнул Чурилин. — Это я так пошутил… Однако вернемся к прежнему. Вот если бы вы рассказали следствию про свои жгучие тайны, то избежали бы контузии.
Баранов ничего на это не ответил. Сразу замкнулся, уставившись куда-то вдаль.
И не ответит, подумал Чурилин.
— Обычно в старых романах мужчина отказывается отвечать, чтобы сберечь чью-то честь. Свою или женскую. Или слово, которое он кому-то дал. А только извините, Степан Матвеевич, не похожи вы на героя старого романа…
— Все, что возможно было вам сказать, я уже сказал, — пожал плечами Баранов, — добавить мне нечего. — Почему вы так запросто отпустили того, кто меня выслеживал, мне тоже непонятно… Может же такое быть, что он меня просто выслеживал. А стрелял другой. Может такое быть?
— Может, — согласился следователь. — Но поймите и другое. Где они, доказательства, что это именно он вас выслеживал? Я был вынужден его отпустить из-за недостатка улик. Или информации, которую вы упрямо скрываете… Ведь я бы мог вас допросить по всей форме. С протоколом. В присутствии вашего руководства.
— Это бы ничего не изменило, — угрюмо сказал Баранов. — Пусть хоть уволят.
Вполне сейчас
— И все-таки что-то ведь связывает вас всех: тех, кого уже убили, и вас, кого только ранили… Вы же понимаете, что идете на служебный проступок, не желая помогать следствию! Раз вы молчите, я тоже не могу больше молчать. Впрочем, мы уже это обсуждали…
Он махнул рукой. Отодвинулся вместе со стулом от стола. Все-таки в своем кабинете он чувствует себя куда увереннее.
— Ну, может, хоть что-то еще скажете? — спросил он. — Нельзя же так… В первый раз с таким встречаюсь, чтобы честный, профессиональный работник милиции отказывался говорить о том, что знает… И самое удивительное, что я вам в этом потворствую… пока потворствую. Все надеюсь, что образумитесь… Вот вы говорили, будто после вас убьют еще только одного. И на этом серия закончится… Но как мы тогда найдём вашего убийцу? Он ведь и вас, судя по всему, не оставит в покое. Если верить результатам баллистической экспертизы, стреляют из одной и той же винтовки. И по-видимому, один и тот же человек…
Пожалуй, сам теперь обо всем догадается, подумал Степан Матвеевич. Ну и пусть догадается — так даже лучше будет для всех. Но все равно от меня он больше ничего не услышит…
Чурилин в упор смотрел на ушедшего в себя милиционера. Нет, ничего путного от него сегодня не добьёшься…
— Ладно, идите, у вас, я вижу, голова разболелась от собственного же, кстати говоря, упрямства…
Вид у Баранова действительно был неважнецкий. Серое лицо, синие круги под глазами. Вид раскаявшегося грешника.
Оставшись один, Виктор Петрович некоторое время барабанил пальцами по столу, решая, ехать ли домой отсыпаться или… Нет, кое-что надо вовремя сделать. Потом будет поздно.
Он позвонил в прокуратуру.
— Зоя, это Чурилин… Генеральный у себя? Он меня не спрашивал? А кто из заместителей на месте? Я попрошу тебя не в службу, а в дружбу. Мне нужно разрешение на прослушивание телефонов сотрудника отделения милиции номер сорок четыре Степана Баранова и еще одной квартиры: Душанбинская, пять, квартира четырнадцать. Причем немедленно! Этим займутся ребята из моей группы, передай им… Да, и ещё. Также передай им, чтобы кто-нибудь завтра проследил за отъездом жителя города Сосновска Мишакова Дмитрия Константиновича, они его знают, с Казанского вокзала, поезд в одиннадцать сорок две, вагон девять, место седьмое… а вот номер поезда, каюсь, забыл…
Виктор Петрович немного кокетничал. Про его наблюдательность и зрительную память в следственном управлении ходили легенды.
— Так вот, передай, надо бы посмотреть, уедет ли на самом деле. И зафиксировать на видеокамеру, кто его будет провожать. А я, с твоего разрешения, пойду домой отсыпаться… Если что интересное появится, позвони мне в любое время…
Потом он подошел к окну и выглянул во двор. Попробуем спокойно разобраться, сказал он себе. Что всё-таки их всех вместе связывает — и погибших, и раненого Баранова, и кого-то еще, о ком я пока ничего не знаю…