Бойтесь своих желаний
Шрифт:
Первой в бой бросается овчарка с перебитой лапой — та, что еще минуту назад скуля, забивалась в угол клетки. Её клыки впиваются в горло ближайшего гостя — мужчины в кепке с надписью “зритель номер один”. Кровь бьет фонтаном, окрашивая экран с трансляцией боев.
Хаос нарастает как лесной пожар.
Женщина в меховом пальто пытается бежать, но спотыкается о кишки организатора. Её хватает стаффорд с перекошенной челюстью — тот самый, которого она фотографировала “на память” пять минут назад.
Подросток с пирсингом
Старик в инвалидной коляске отбивается тростью по морде нападающего пса. — Я ветеран! Вы должны уважать меня! Вопит он и вспоминает собаку, которую когда-то выбросил из машины на трассе…
Иннокентий идёт сквозь созданный ад. Его пальцы сжимают голову ведущего с микрофоном. Еще утром он орал — Ставки закрыты! Доберман против волкодава! Кто даст больше!?
Когда последний зритель замолкает, стая возвращается ко мне. Они облизывают раны, скулят, трутся мордами о ладони. Воздух тяжёл от металлического вкуса крови…
* * *
Моя стая — сто пятьдесят пар голодных глаз.
Они рычали, когда появился он — Рагуил. Ангел с крыльями и ржавой совестью.
Он ставил себя выше остальных… и напал на меня без причины! К счастью он оказался слаб перед моей стаей и изодранный бежал прочь!
Клянусь я бы убил его, если бы не ангел свободы — Микаэль…
Ничего, пройдет время и мои зубы сомкнуться на их шее…
Фауна заговорила со мной… — Рагуил убил меня когда-то… Вырвал сердце и бросил в реку забвения… Без моей опеки стали падать целые виды зверей… Но я вернулась — из воя собак, из рёва в клетках… И мне повезло отыскать сочувствующего человека…
— Да, моя подруга… Я отомщу… Пообещал я ангелу, слизывая кровь с когтей. — Не тебе, Боже… Ты уже мёртв. Я убью их — тех, кто думает, что может править жизнью и смертью.
* * *
Зоопарк.
Железные решетки, ржавые от слез и детских пальчиков, тычущих в клетки.
— Мама, смотри! Тигр грустный! Орал какой-то мальчуган, тыча в морду хищника мороженым, а мамаша в этот момент щелкала камерой.
— Какая смешная зверушка! Радовались дети.
Вы суки сами превратили их в клоунов!
Сперва истребили стада и привычную среду обитания, а потом — бац! И как давай “спасать” последних выживших, запирая за решетку.
“Сохранение видов”… Я плюю на табличку с этой надписью. — Сохранение для чего? Чтобы ваши детишки пялилась на них?
Благо
Любил… пока его не застукали ночью в клетке с козами…
Любит так… что та сгрызла себе лапу, лишь бы не чуять его запах…
Я сломал ему шею, он достоин стать только кормом, благо кабаны не привередливы…
Они скушали его с сапогом и фонарем.
А вот и свобода братья!
Собаки рвали стальные прутья как макароны.
Львы выходили первыми, гривы вздымались на ветру. Медведица впервые за десятилетия зарычала. Слоны затрубили и звук разорвал ночь. — Смотри… Фауна грустила, указывая на гепарда, тыкающегося мордой в траву. — Он забыл, как пахнет земля…
С такими персонажами по улице не погуляешь…
Мы двинулись в лесополосу.
Я — верхом на слоне, чьи ноги дрожали от непривычки к свободе.
Фауна материализовалась в обличии духа и гладила львицу, трущуюся о его бедро как котенок…
— Ты думаешь они простили или просто забыли, как нужно злиться? Спросила она, глядя на звериные следы.
Я не ответил.
Ветер нёс запах дыма — позади горел самый крупный зоопарк в стране.
Люди подняли тревогу…
— Пусть приходят… Проворчал я, впиваясь ногтями в шершавую кожу слона. — Мы научим их бояться настоящих хозяев планеты!
Фауна засмеялась. Её смех звучал как вой далекой стаи.
— Ты стал зверем. Главное помни, даже у волков есть своя отличительная черта.
Я посмотрел на руки. Когти, шрамы, кровь под ногтями…
Посреди ночи мои глаза мерцали — кроваво-красные.
Глаза, которые больше никогда не зажмурятся перед человеком.
Глава 28
Выздоровление — это привилегия или право?
Если ты десятилетиями копал себе могилу лопатой алкоголизма, то почему удивляешься, когда патологоанатом вскрывает твой живот — чтобы оценить, как разрослась печень.
Мир — не больница для моральных калек.
Люди путают понятия — “жить” и “дышать”. Дышать могут даже трупы, пока их не похоронят. Но жизнь? Она требует большего, чем тупо забирать кислород у тех — кто еще способен совершить в жизни что-то дельное.
Почему мы лечим раны тем — кто сам рвёт свои швы?
Иногда смерть — не самое плохое явление в жизни человека. Она не задает тупых вопросов — А что, если он исправится? Вдруг эти бестолковые сорок лет сплошного алкоголизма, были легкой прелюдией перед научными открытиями.